Туманная река 2 - [27]

— Никита ты? — обратился я в темноту, вдруг Стрельцов захотел в туалет, проснулся и вышел.

Однако мне никто не ответил. Я решил, что мне показалось, и снова двинулся к дому. Внезапно хрустнула ветка справа, и я встал в боксерскую стойку. Вновь какая-то тень исчезла среди деревьев.

— Эй, кто там? — крикнул я незнакомцу, который явно затаился в метрах тридцати, я просто кожей чувствовал его взгляд.

Я медленно, не спуская глаз с того места, где мелькнула фигура незнакомца, потрогал рукой амулет от тьмы. Он был совершенно холоден, возможно, даже холоднее чем обычно, впрочем, я сейчас был на взводе, и гарантий дать себе не мог. Черт с ним, с придурком этим, если хочет смотреть на меня из кустов, его дело. Я продолжил двигаться к странному дому и перестал обращать, что кто-то крадется следом.

— Что смотришь? Придурок! — крикнул я в пустоту, когда до избушки оставалось десять метров.

Из черноты леса раздался тихий смех сумасшедшего человека.

— Иди, лечись, Идиот! — уже смелее крикнул я, и вступил на крыльцо избы.

В горнице меня встретил странный чернобородый мужик лет пятидесяти. Он что-то вырезал ножиком из небольшой коряги.

— Доброй ночи, хозяин, — обратился я с порога.

Однако мужик лишь мельком посмотрел в мою сторону и забыл о моем существовании.

— Хозяин! — крикнул я, подумав, что тот глухой, — лошадь в хозяйстве есть? Мне бы автобус толкнуть!

В дверь кто-то активно стал царапаться, как пес, который не может войти в незапертую дверь. Я от греха прошел в горницу и сел напротив чернобородого мужика. Что-то во всем этом доме было необычным. Я посмотрел по сторонам, и понял что. Печь давно не топлена, вокруг нет никаких припасов, и вещей. Дом был абсолютно не жилым. Лишь чернобородый мужик, молча, вырезал диковинную фигурку. Я присмотрелся к ней и обомлел, это было мое лицо. И тут меня просто обжог кипятком мой амулет, и я стал терять сознание и задыхаться, как будто воздух вокруг стал вязким и жидким.

— Зеркало! — долетел до моего угасающего разума не весть, откуда взявшийся шепот.

Из последних сил я выхватил у чернобородого мужика фигурку в виде моего лица и швырнул ее в сторону черного старого зеркала. Сознание мое тут же померкло. Проснулся я от того что кто-то нюхал мой нос. Я резко вскочил, свет уже пробивался сквозь плохо сколоченные доски какого-то сарая, в котором я оказался. А около моих ног ползал обыкновенный лесной ежик. Я вышел на улицу, в метрах трестах от меня на дороге стоял наш автобус. Куда же далась капитальная изба? Я обошел вокруг этого заброшенного ветхого строения. И вдруг увидел маленькое старинное зеркальце. Стекло на нем было разбито на множество мелких трещинок. Прикасаться к нему у меня не возникло никакого желания. Странно, подумал я и двинулся к опелю. Актеры в салоне вповалку, практически друг на друге, мирно спали. Я сел за руль, и наш Икар спокойно завелся и тронулся с места.

Глава 13

К ДК Строителей мы приехали около шести часов утра. Актеры любительского театра медленно выходили, держась за свои больные головы, обдавая меня сильнейшим сивушным перегаром. Учительница литературы Юлия Николаевна, постаралась незаметно проскочить мимо и не смотреть мне в глаза. Я понимающе хмыкнул. Единственный человек, который вышел абсолютно довольным, оказался режиссер Семен Болеславский.

— А хорошо съездили, не правда ли господа актеры? — сказал он, — нужно будет еще раз повторить, — и театрал впервые пожал мне руку.

Всю пятницу я чувствовал себя разбитым и вареным. На репетиции Толик постоянно жаловался, что наши песни поют уже все вокруг. В какой двор не зайди, только и слышно «Летящую походку» и «На танцпол выходи».

— А сегодня я слышал уже «Смертный медальон», — махнул Маэстро рукой, — Богдан, ну нужно же что-то делать!

— Это что, — вяло, отмахнулся я, — скоро поклонницы заведутся, прохода ведь тебе не дадут. Придется тебе ходит в черных очках и кепке, которую можно натянуть пониже.

На этих словах Ирина как-то странно посмотрела на меня, а потом на Толика.

— Да я не про это! — разволновался наш солист, — диск нужно срочно записывать, а то потом не докажешь, что песни наши.

— Сейчас существует такая возможность, — вмешался Санька, — записывать звуковые письма. Давайте договоримся с кем-нибудь из этой области, и запишем все песни на маленькие пластиночки.

— Песни на костях, — обрадовался Вадька, — будем котироваться, как Элвис Пресли.

— Ребят, — я разлегся сразу на трех стульях, — дайте до дискотеки немного подремать. На следующей неделе решим этот вопрос. Давно пора записать пластинку. А деньги у нас есть!

Однако разговор про собственные пластинки не утихал и в антракте.

— Вот сейчас бы поставили на пятнадцать минут свои записи, — волновался перфекционист Толик, у которого все и всегда должно было быть на высшем уровне, — а не эти танго и фокстроты. Ведь никакого целостного впечатления от наших дискотек у людей не складывается!

На этих словах кто-то скромно постучал в дверь нашей комнаты.

— Артисты отдыхают! — грубо крикнул Санька.

Однако в дверь влез невысокий черноволосый паренек лет двадцати пять или тридцати. С типичными для еврея чертами лица. Я сразу подумал, такой малый в любое место без вазелина пролезет. Что характерно одет он был по моде, в наши джипсы и джипсовую курточку.