Туман - [28]
XV
– Что ты натворила, девочка? – спросила племянницу донья Эрмелинда.
– Что я натворила? На моем месте вы сделали бы то же самое, если у вас есть стыд. Я в этом уверена. Он котел меня купить! Купить меня!
– Послушай, родная, гораздо лучше, если женщину котят купить, чем если ее хотят продать.
– Купить меня! Меня!
– Но ведь все не так, Эухения, совсем не так. Он это сделал из великодушия, из героизма.
– Мне не нравятся герои. То есть люди, которые стараются быть героями. Когда героизм проявляется естественно – очень хорошо! Но по расчету? Хотел меня купить! Купить меня, меня! Говорю вам, тетя, он мне за это заплатит. Он мне заплатит, этот…
– Кто? Договаривай!
– Этот нудный слизняк. Для меня он все равно что не существует. Не существует!
– Какие глупости ты говоришь!
– Вы считаете, тетушка, что у этого чудака.
– У кого? У Фермина?
– Нет, у того… что канарейку принес, есть что-то внутри?
– По крайней мере – внутренности.
– Вы думаете, у него есть внутренности? Нет! Пусто, вот как будто насквозь его вижу, пусто!
– Ну, успокойся, деточка, и поговорим разумно. Перестань делать глупости. Забудь про все это. Я думаю, ты должна дать согласие.
– Но я не люблю его, тетя!
– Что ты можешь знать о любви? У тебя еще нет опыта. Что такое восьмая или тридцать вторая у тебя в нотах – это ты знаешь, но любовь…
– Тетушка, мне кажется, вы занимаетесь пустыми разговорами.
– Что ты знаешь о любви, девчонка?
– Но ведь я люблю другого.
– Другого? Этого лентяя Маурисио, у которого душа от тела отлынивает? Это ты называешь любовью? Это и есть твой другой? Твое спасение – только Аугусто, один Аугусто. Такой изящный, богатый, добрый!
– Потому я его и не люблю, что он добрый, как вы изволили сказать. Мне не нравятся добрые мужчины.
– Мне тоже, дочка, мне тоже, но…
– Что но?
– …но замуж надо выходить за них. Для этого они родились, и из них всегда получаются хорошие мужья.
– Но если я его не люблю! Как же я выйду за него?
– Как? Выйдешь – и все! Разве я не вышла за твоего дядю?
– Но, тетя…
– Ну да, теперь я, кажется, его люблю, да, пожалуй, люблю, но когда я шла за Фермина, то вряд ли его любила. Знаешь, разговоры о любви – все из книжек, для того любовь и придумали, чтобы о ней говорить и писать. Бредни поэтов. Самое главное – это брак. Гражданский кодекс ничего о любви не говорит, зато говорит о браке. Любовь – она вроде музыки.
– Музыки?
– Да, музыки. А тебе уже известно, что от музыки мало толку, разве что уроками зарабатывать на жизнь, и если ты сейчас не воспользуешься этой возможностью, то еще не скоро вырвешься из своего чистилища.
– Да разве я прошу у вас что-нибудь? Я сама себя кормлю. Я вам в тягость?
– He шуми так, горячая голова, и не говори таких вещей, а то поссоримся по-настоящему. Ничего подобного тебе не говорят. А все, что я тебе советую, для твоего же блага.
– Для моего блага, для моего блага… Для моего блага проявил дон Аугусто свое рыцарство, и для моего блага… Рыцарство, да, хорошо, рыцарство! Хотел меня купить! Меня купить захотел, меня! Истинный рыцарь, нечего сказать! Как я уже понимаю, тетушка, мужчины – это грубияны, скоты, деликатности ни на грош. Не могут даже любезность оказать, не оскорбляя.
– Все?
– Все, все! Конечно, если они настоящие мужчины.
– Вот как!
– Да, потому что другие, те, что не грубияны, и не скоты, и не эгоисты, просто не мужчины.
– А кто же они?
– Ну, не знаю… Бабы!
– Странные теории, деточка!
– В этом доме можно набраться всяких теорий.
– Но ты же ничего подобного от дяди не слышала.
– Нет, это мне самой пришло в голову, наблюдала и я мужчин. Дядя не настоящий мужчина, он не такой.
– Значит, он баба, да? Говори же!
– Нет, конечно, нет. Мой дядя, ну, мой дядя… Я никак не могу представить его себе таким… из плоти и крови.
– Как же ты представляешь себе своего дядю?
– Ну, всего только… Не знаю, как сказать… Всего только моим дядей. Как будто сам по себе он и не существует.
– Это ты так думаешь, детка. А я тебе скажу, что твой дядя существует, и очень даже существует!
– Все они скоты, скоты. Вы знаете, что сказал этот негодяй Мартин Рубио бедному дону Эметерио через несколько дней после того, как тот овдовел?
– Не слыхала.
– Так вот. Это случилось во время эпидемии, вы помните. Все были страшно встревожены, вы мне не позволяли несколько дней выходить из дому, заставляли нить кипяченую воду. Все бегали друг от друга; если кого-то встречали в трауре, его сторонились, как зачумленного. Так вот дней через пять или шесть после того, как бедный Эметерио овдовел, ему пришлось выйти – в трауре, разумеется, – и он столкнулся нос к носу с этим мерзавцем Мартином. Тот увидел траур и остановился на порядочном расстоянии, боясь заразиться: «Послушайте, что это значит? У вас несчастье?» – «Да, – ответил ему бедный дон Эметерио, – я недавно потерял жену». – «Примите мои соболезнования! А от чего она умерла?» – «От преждевременных родов», – сказал дон Эметерио. «Ну, это не так уж плохо», – говорит этот негодяй Мартин и только тогда подает ему руку. Вот уж истинный рыцарь! Скотина! Говорю вам, все они скоты и ничего больше.
– Лучше пусть будут скоты, чем лодыри, вроде, например, твоего бездельника Маурисио, который, уж не знаю как, задурил тебе мозги. Потому что, по моим сведениям – а они, уверяю тебя, из очень надежного источника, – этот лодырь вряд ли тебя действительно любит.
Библейская легенда о Каине и Авеле составляет одну из центральных тем творчества Унамуно, одни из тех мифов, в которых писатель видел прообраз судьбы отдельного человека и всего человечества, разгадку движущих сил человеческой истории.…После смерти Хоакина Монегро в бумагах покойного были обнаружены записи о темной, душераздирающей страсти, которою он терзался всю жизнь. Предлагаемая читателю история перемежается извлечениями из «Исповеди» – как озаглавил автор эти свои записи. Приводимые отрывки являются своего рода авторским комментарием Хоакина к одолевавшему его недугу.
Чтобы правильно понять замысел Унамуно, нужно помнить, что роман «Мир среди войны» создавался в годы необычайной популярности в Испании творчества Льва Толстого. И Толстой, и Унамуно, стремясь отразить всю полноту жизни в описываемых ими мирах, прибегают к умножению центров действия: в обоих романах показана жизнь нескольких семейств, связанных между собой узами родства и дружбы. В «Мире среди войны» жизнь течет на фоне событий, известных читателям из истории, но сама война показана в иной перспективе: с точки зрения людей, находящихся внутри нее, людей, чье восприятие обыкновенно не берется в расчет историками и самое парадоксальное в этой перспективе то, что герои, живущие внутри войны, ее не замечают…
В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.Вступительная статья Г. Степанова.Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Слуга долго стучал в дверь. Ответа не было. Когда наконец, взломав ее, он вошел в спальню, то увидел своего хозяина в постели. Тот лежал бледный, похолодевший. Струйка крови запеклась на правом виске. Тут же, на постели, слуга увидел и фотографию женщины, ту самую, что хозяин всегда носил с собой, словно это был амулет…Рамон Ноннато покончил с собою накануне, серым осенним днем, в час, когда садилось солнце…
Замысел романа «Любовь и педагогика» сложился к 1900 году, о чем свидетельствует письмо Унамуно к другу юности Хименесу Илундайну: «У меня пять детей, и я жду шестого. Им я обязан, кроме многого другого, еще и тем, что они заставляют меня отложить заботы трансцендентного порядка ради жизненной прозы. Необходимость окунуться в эту прозу навела на мысль перевести трансцендентные проблемы в гротеск, спустив их в повседневную жизнь… Хочу попробовать юмористический жанр. Это будет роман между трагическим и гротескным, все персонажи будут карикатурными».Авито Карраскаль помешан на всемогуществе естественных и социальных наук.
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.