Туман-озеро - [7]
— Руки вверх! — пересиливая в груди жгучую боль, скомандовал Терехин. Нарушители во время падения потеряли оружие; они поспешно встали па ноги: один повис над Иваном своими вылезшими из рукавов и угрожающе шевелящимися руками, другой выбирал момент, чтобы броситься пограничнику под ноги.
На какую-то долю секунды Терехин повел глазами. Только теперь он понял, что он один, совершенно один.
Он поник. Этим воспользовались враги: один бросился пограничнику под ноги, а второй изготовился навалиться на него сверху.
Терехин, как бы удивленный их поступком, спокойно отступил и на голову низкорослому опустил приклад винтовки; чтобы не быть придавленным вторым нарушителем, истекающий кровью боец присел, прижался всем телом к поставленной торчмя винтовке…
Холодное Гирло огласил крик ярости и боли…
Вероятно, уже было близко к утру, потому что вьюга давно стихла; на сером небе, как на вытертой до дыр шинели, серебряной медалью высветилась луна. На ее круглом диске, словно в память о проходившей на земле схватке, были как бы высечены человеческие фигуры: одна неуклюже держала другую на штыке!..
10
Во второй половине ночи наряды задержали двух нарушителей. Капитан приказал своему помощнику собирать участников поимки, а сам, со связным, поспешил на заставу. Только послышался скрип его лыж во дворе, как стал выть и рваться Амур.
— Терехина! — приказал начальник заставы.
— Его нет, товарищ капитан. Он в районе Холодного Гирла, — доложил дежурный. — Очкасов только что прибыл за сменой. — Терехин дал ему свою перчатку, просил отвязать Амура, но Очкасов в темноте потерял перчатку по дороге…
— Всех свободных на лыжи! — крикнул начальник заставы.
Капитан вонзил шипы лыжных палок в утоптанный снег и одним прыжком повернулся к воротам. От него не отставал Сизов.
Пограничники спешили к устью Холодного Гирла по той же дороге, по которой ночью возвращался на заставу Очкасов.
Начальник заставы, увлекаемый Амуром, бежал изо всех сил. Он за ночь не сомкнул глаз, все время был на ногах, но сейчас некогда было думать об отдыхе.
— Амур, вперед! — скомандовал Светлов, но собака тянула его в сторону. Там лежал какой-то предмет, вроде куска овчины, припорошенного снегом. Шедший рядом Сизов нагнулся.
— Смотрите, товарищ капитан! — он отворачивался от наскакивавшего и жалобно скулившего Амура и показывал перчатку, вывернутую наружу мехом и привязанную к бичевке.
— Перчатка Терехина! — вскрикнул Сизов. — Вот инициалы химическим карандашом…
Амур вырвал у Сизова перчатку хозяина, взвыл на весь заснеженный мир и побежал по вчерашнему следу Очкасова.
На востоке заалело небо. Но еще мерцали, как искры мороза, звезды, готовые вот-вот исчезнуть. Кустистые берега Бурунчи, подобно овчине, забиты снегом, лед отливает холодной синевою.
Тишина. На коряге висит задубевший плащ. Рядом с ним, над самым обрывом Гирла остановились пограничники. Пораженные увиденным, они сняли винтовки, словно готовясь дать салют.
Внизу, на вылизанном ветром льду Холодного Гирла виднелись продолговатые серые сугробы… Один из них похож на сидящею в раздумье человека. То к нему, то к пограничникам с жалобным воем бросался Амур. Глаза его, казалось, о чем-то умоляли.
— Ав-ав-у-гу-у! — взвыл он, и эхо пошло по Гирлу, пронеслось над ледяной броней реки Бурунча.
Амур разгребал лапами сугроб. Сухой и сыпучий снег летел белым куревом. Из сугроба показалась поникшая голова бойца.
Пограничники сбежали на лед.
— Ах, Терехин… А мне хотелось порадовать тебя, товарищ Терехин… — Светлов наклонился и осторожно вынул из-за обшлага шинели, туго застегнутой на груди бойца, газету, ту самую газету, которую дал Ивану дежурный. На ней жарко алела кровь.
Капитан выпрямился и с силой рванул с головы шлем. Подержал его, крепко прижимая к глазам, провел по лицу и опустил. Пограничники тоже сняли головные уборы.
— Товарищ Сизов! Вам боевая задача… — начальник заставы передохнул. — Боевая задача! — повторил он. — Вы станете часовым у тела пограничника Терехина, отдавшего свою жизнь за Родину.
Одев шлем, капитан осмотрел остальные сугробы. Из-под снега выглядывали сапоги, желтели полы полушубков.
Скрюченные пальцы одного из врагов, казалось, судорожно тянулись к чужому горлу, да так и не дотянулись.
С одной стороны от Ивана стоял на карауле Сизов, с другой — лежал Амур, уронив голову на лапы. Часто мигая умными глазами, он смотрел на Светлова. Капитан отвел взгляд, отошел в сторону и торопливо стал доставать папиросу.
У его ног на льду ярко горели мазки крови. Они рваным красным пунктиром тянулись от сугроба Терехина. Бережно обходя их, Светлов пошел вверх по руслу. Перед его глазами оживала ночная схватка: одного против пяти.
Спустя три месяца после похорон Ивана Терехина, все свободные от наряда пограничники собрались в ленинскую комнату. На улице звенела солнечная весна, по стенам прыгали «зайчики»— отражение луж.
— Смирно! — скомандовал лейтенант.
Вошел капитан Светлов, принял рапорт, заговорил, и голос его зазвучал необычно торжественно.
— Товарищи! Указом Президиума Верховного Совета СССР нашей заставе присвоено… имя…
Капитан глотнул воздух и повернул голову к большому, во весь рост портрету молодого пограничника. Оттуда, на свое бессмертие, живыми глазами смотрел Иван Терехин.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.