Ивана Терехина до самой заставы провожал дождь. Связисты показали молодому бойцу дом, обнесенный зеленой оградой, а сами заспешили дальше: на линии повреждение.
Новичок осторожно открыл калитку и заулыбался, — на него так и пахнуло давно знакомым, домашним.
Двор заставы мало чем отличался от обыкновенного сельского двора. На конюшне мирно пофыркивали лошади. У коровника по-весеннему исходил паром навоз. В будках лежали калачиками собаки. Одна из них вылезла из конуры, потянулась… Казарма — обыкновенная сельская хата. Над ее черепичной крышей свисал мокрый флаг. Сквозь открытые окна виднелись кровати.
Терехин невольно зевнул до хруста в скулах. В отсыревшем воздухе он уловил теплый запах стиранного в хвое, разогретого спавшими пограничниками постельного белья, всем телом ощутил прохладу простыни…
Во дворе послышался смех. Иван понял, над кем смеются. У него за плечами неуклюже горбился вещевой мешок, зеленая фуражка, в дороге измятая и размокшая, осела блином, шинель в грязи чуть ли не до колен… А тут еще Амур уперся, натянул поводок, в ворота идти не хочет.
— Ну, давай, давай… — подбадривал Иван щенка, но тот еще пуще заупрямился.
Два пограничника, Очкасов и Сизов, почистив коровник, прятались в нем от дождя и, честно говоря, от старшины.
— Спать заявился на заставу, — подмигнул Очкасов своему напарнику. — Это уже из остатков пополненьице… — добавил он, указывая на новичка.
Очкасов всего с месяц, как прибыл из учебного пункта, но старался придать себе независимый вид. Вот и сейчас, с перевязанным горлом, озябший от «работы», он стоял в небрежно распахнутом плаще.
— Да, ты угадал. Это завершающий, — согласился Сизов, старослужащий пограничник. — Как раз будет тебе под пару: ты — Пат, а он — Паташон.
Очкасов пропустил реплику товарища мимо ушей.
— А пополненец что-то совсем скис, — кивнул он в сторону Терехина.
Сизов усмехнулся.
— Понятно. Встречаем без барабана…
— Эй, товарищ боевой резерв!.. Начальник заставы идет… Доложи о прибытии!.. Да полы подбери! — крикнул Очкасов новичку.
Терехин вместо того, чтобы повернуться в сторону капитана, стал водить взглядом по белой с зелеными ставнями казарме.
— Считает окна, что ли!.. Их уже сосчитали до него… — втаптывая в навоз окурок, проговорил Сизов.
— Просто хочет носом определить под каким азимутом находится кухня, — возразил Очкасов.
В это время в калитке появился, наконец, неказистый щенок-овчарка. Уши у щенка поднялись, шерсть, взбитая в мокрые сосульки, на шее встала торчком.
— Э-э, резервист еще и с пуделем!.. А я думал: зачем поводок!.. — протянул Очкасов.
— Пес не кадровый, а не дурак. Знает как начальство встречать… — усмехнулся Сизов.
— А как же, — глазами ешь, а хвост ногами топчи… — Очкасов осекся.
Капитан и старшина вышли на середину двора. Намокший плащ старшины сразу же приковал к себе внимание щенка.
Терехин тоже повернулся в ту сторону, куда тянулась овчарка. Увидев начальника заставы, он расплылся в улыбке и даже не заметил, как выпустил из руки поводок. Молодая овчарка рванулась, но не рассчитала прыжок и зарылась носом у самых ног старшины.
— Сидеть! — скомандовал капитан и поднял вывалянный в грязи поводок.
К удивлению Терехина, щенок выполнил приказание.
— Заждались мы вас, Терехин. Болели? — улыбнулся капитан.
— Болел, товарищ… товарищ… — лицо Терехина приняло восторженное выражение. Как, начальник заставы уже знает его? На радостях Терехин даже не мог определить звание командира.
На пороге кухни, точа друг о дружку ножи, в белом фартуке и халате, появился повар.
— Иждивенцы новые прибыли! — подмигнул он пограничникам.
Вокруг Терехина собрались бойцы. Капитан намотал на палец поводок и снова поглядел на новичка внимательными серыми глазами, в которых затаился смех.
— Что же будем делать дальше, товарищ Терехин, — ваш подопечный-то у меня?
Боец переступил с ноги на ногу, втянул в себя непреодолимый запах лаврового листа и еще пуще расплылся в улыбке.
— Есть хочу, товарищ капитан…
Раздался оглушительный хохот. Уж очень это простодушное признание подходило к внешности «пополнение».
— Кто увидит нашего повара, тот сразу заболеет аппетитом, — поддержал новичка Сизов.
— А в секрет мне сходить сегодня можно? — неожиданно выпятил грудь Терехин.
На этот раз в смехе пограничников послышалась явная насмешка.
Горбатый вещевой мешок, фуражка блином, шинель в грязи чуть ли не до колен, неказистый щенок, — ну какой из новичка страж границы?!
— Теперь держись, нарушители… Изведет всех со своим мокрохвостым зверем, — съязвил Очкасов, вытягивая перевязанную шею.
— Да-а… — покачал головой начальник заставы. — Как кличка шейка?
— Амуром назывался, — ответил новичок упавшим голосом.
— Ну что ж, держите своего Амура! Да покрепче, — капитан передал новичку поводок и осмотрелся по сторонам, ища, чем бы вытереть руки.
Терехин съежился и тоже осмотрелся; с его растерянного лица не сходила жалобная улыбка. Теперь она была так же уместна, как белый колпак повара в строю, на боевом расчете. Это понимали все, чувствовал это и Терехин. В довершение всего оставленная без внимания овчарка снова с яростью бросилась на старшину.