Помню — на зоне у одного нашего «семейника» дома горе случилось, а ему еще сидеть до досрочного полгода. Мы — в ноги хозяину, а он: «Вы хотите, чтобы я сделал невозможное — тогда дайте план в триста процентов!» А это при минусе тридцати двух — еще невозможнее. Любой ценой — получилось! Но про цену я вспоминать не хочу… А батя твой восемь лет назад отпустил такого Привоздикого, спросишь — он подтвердит. А факты были, и виновен по закону, а деньги твой отец не брал сроду! А отпустил!!!! Спроси — почему? А так человеческие отношения легли… И ему не стыдно, и на том свете такие нарушения законов зачтутся… У тебя стержень есть, его сейчас докрасна докалили — погодь, скоро уже в студеную воду… Потерпи… У твоего бати друзья есть? Еще какие! У тебя? — вона, лежит, помирает за вас двоих! Впереди — жизнь. И счастливая… А счастье — это не со смазливой девушкой крем-брюле есть. Плакать хочется — плачь! Ничего постыдного! За нами правда и спокойствие… Жизнь — не блядская… Решили — любой ценой! А эта «любая» — вот такой оказалась… Самое главное понять — зная ее, пошел бы ты на все это снова? Если «да» — то все в порядке… По большому, разумеется, счету… А глупостей конечно, много набодяжили…
Я ведь почему козла этого продырявил — испугался просто. Испугался, что ты умом тронулся, начнешь сейчас дуэли устраивать, да еще и нас с Тихоней — ежели сунемся… А таким выродкам шанса давать нельзя… Жаль, конечно, что подвига этого никто не оценит — но ведь не для медалей же делалось? Время сейчас такое — судьбу переменить трудно, — разлинованное время, разграфленое. Нету царя-батюшки, который за подвиги взял бы и отряхнул от всего — судимый ты, не судимый… Тут хоть двадцать таких упырей слови… Тебе спасибо не скажут, мне тоже… Но это — цена. По любому, большое дело сделали… А за большие дела награждают редко. Чаще за них платить приходится…
Артем ничего не ответил. Он увидел, что из операционного блока в конце коридора медленно вышли хирург с медсестрой — хмурые и усталые. Медсестра звонко цокала каблуками по каменному полу. Ее затянутая в белый халат фигура напомнила Токареву Светлану.
Варшава встрепенулся и тяжело, шумно задышал. Врач застегнул верхнюю пуговицу халата, и Артем сказал себе: «Приготовься к худшему». Потом хирург наклонился к медсестре и погладил ее по волосам.
«Обошлось», — пронеслось в голове Токарева.
Врач сделал еще пару шагов и остановился.
— Плохо дела, — прошептал Варшава. А, может, это прошептал и Артем.
Хирург остановился у какой-то двери и повел пальцем по какому-то списку:
— Если бы шел приговор читать — не остановился бы…
Наконец медсестра и врач подошли совсем близко. Токарев слез с подоконника, кряхтя поднялся с пола Варшава и сделал шаг вперед:
— Ну?!
Артем закрыл глаза и неумело, путая слова, начал про себя молиться…
* * *
С тех пор прошло много лет. Рассказывают, что еще живы в Питере люди, которым помнится эта история…
Санкт-Петербург — Бишкек — Киев — Симферополь — Мальта — Стокгольм — Сыктывкар — Гавана — Мальдивы — Будапешт — Мюнхен — Санкт-Петербург
