Туда, где ждут тебя... - [34]

«Так почему же, — спросил я Сергея, — почему пришел к нам ты?»

Я узнал, что он не собирался делать этого. Узнал о его жизни. Узнал, что заставляет его делать невозможное. Не знаю — осознаёт ли это он сам. Кажется, ему всё равно. Он не хочет вспоминать, но всё равно — помнит. Ему нужно спокойствие, найти которое невозможно.

— Зачем ты остановил меня? — спросил я.

— Я видел неправильность. Чуждость какую-то. Не знаю, с чем сравнить, чтобы ты понял.

— Не сравнивай, говори, как есть. Я понимаю тебя, хотя ты и говоришь через коробочку. Все люди говорят так.

— Ну, хорошо. Прилетел я на Грейптадор еще вчера, ознакомился с планами, на которых участки разбиты и полез в горы. Полез, это так, для красного словца. На самом деле меня флаером закинули на ровную площадку и обещали забрать дня через три, когда я их вызову. Если не вызову — они сами прилетят, проверят, что я, да как. Еды оставили, снаряжение походное, топливо для костра, — Сергей кивнул на пламя. — Я посидел и вверх отправился: снимки снимками, а вживую оно всегда по-другому выглядит. Вот так и вышел на вас. На грейпов. Понимаешь, никто не будет за просто так в пропасть прыгать. Ни у нас, ни у вас. Не принято это у разумных. Будь они в чешуе, шерсти или перьях, как ты. Жить всем хочется. Ну, может, и не всем, но ты явно хотел. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаешься. Всё так. Но я не понял о планах людей.

— Планы? Они колоссальны. Привлечь как можно больше людей на планету. Заработать как можно больше денег. Выжать из Грейптадора всё, что он может дать и сверх того. Вряд ли президент нашей компании в курсе, что здесь живут разумные. Он просто купил по дешевке никому не нужные обрывы со скалами. Я даже не знаю — у кого именно.

— Это наши скалы. Их нельзя купить.

— Вам надо говорить не со мной. Но — можно. И они куплены. Теперь я буду строить здесь дома.

— Дома? Ваши человеческие дома? Даже я понимаю, что это невозможно.

— Я покажу, — ответил Сергей.

Это было странно и просто.

Он доставал из своего мешка зеленоватые камни, клал на скалу, садился рядом и смотрел. Первый раз мое сердце отсчитало шестьдесят четыре удара, прежде чем начал расти дом. Что вырастет именно дом — я еще не знал. Но он рос, как выбирается из морской расселины головоногий, выставляя щупальца с присосками, неторопливо оглядываясь в поисках добычи или опасности. Убедившись, что всё спокойно, что добыча не обращает на него внимания, а опасности не предвидится, головоногий прыгает вперед, отталкиваясь задними щупальцами, а передними жадно хватая добычу. И замирает. Он сделал то, ради чего ждал.

Точно так же дом полз по скале, спуская вниз и в стороны отростки, впиваясь в каменный склон, растворяя его и вырастая. Развернувшись вширь и укрепившись на обрыве, дом почти сразу выбрасывал вверх этажи: несколько ярусов, поддерживаемых изогнутыми резными колоннами, свитыми в пружины. Стены его оживали рельефами необычных животных, прорастали невиданными листьями и стеблями. Живой камень. Живее наших деревьев, которые за год вырастают на ладонь, а за десять лет — в рост человека. Медленно и незаметно корни впиваются в трещины, проталкиваются глубже и глубже и разрушают горы.

Дом ничего не разрушил. Он был одно со скалой, на которой стоял. Из которой вырос. Словно всегда находился здесь, прячась от назойливых взоров. Пришел Сергей и сказал: «смотри», снимая прозрачную завесу. И все увидели.

Это ли не цель — показать всем то, что они не видели раньше?

Второй дом Сергей построил быстрее. И третий, четвертый…

Они немного отличались один от другого. И снаружи, и изнутри. Цветом, размерами, формой, рисунками на стенах, стеклами на окнах. Иногда изменения были настолько малы, что не сразу понимал — чем же дом отличается от своего собрата, стоящего неподалеку. Словно люди в толпе. Где все на одно лицо, и только приглядевшись, находишь отличия в глазах, лицах, жестах.

Сергей позволил зайти. Ему самому было интересно, что он сотворил. Мне — тоже.

Теплый на ощупь пол, теплые стены и потолок. Прозрачные окна. Тонкая резьба снаружи и внутри, по которой хочется провести рукой, чтобы ощутить рельеф под пальцами. Сгладить его или углубить. Рисунок, приносящий покой и умиротворение.

Не хотелось выходить. Но следующий дом ждал, когда человек дотронется до его стены, чтобы отозваться неслышной музыкой ветра. И мы шли дальше, цепляясь за камни, потому что дорог не было. Из любого дома можно было бы спуститься по большой трубе вниз, к морю. Но позже, когда смонтируют подъемник. Сейчас же дома были отрезаны друг от друга. Они были как крепости, окруженные со всех сторон врагами: неприступные и одинокие.

Сергей одинок, и создаваемое им становится похоже на него. Он не слушает моих слов. И отвечает непонятно.

— Что такое сорок одиноких берез? Это — лес, общность. Деревья поневоле вступают в контакт друг с другом, хотят они того или не хотят. Их никто не спрашивает. Так же и мои дома. Скоро они составят поселок, в котором будут жить люди. Хотя, почему только люди? Кто угодно может жить в этих домах!

— Мы — не будем, — резко сказал я.

— Почему? Они тебе не понравились?