Тучи над страной Солнца - [14]

Тот не на шутку встревожился и задумался. Понятно, что испанцы не самоубийцы, а значит, собираются не просто убить Манко, что не так-то сложно, учитывая, что он их нисколько не опасается, но и выйти сухими из воды. А значит, они собираются убить его так, чтобы потом можно было легко сбежать, не особенно рискуя встретиться с жителями Вилькапампы. Как это было возможно сделать чисто технически? Кискис знал, что в своей неосторожности Манко доходил до того, что уходил с испанцами в лес, чтобы играть с ними в городки(точнее, игра заключалась в метании подковы в фигуры, сделанные из гвоздей и других мелких деталей). Знал, что там есть у них излюбленная полянка, где они любили забавляться игрой. А кроме того, вокруг этой полянки достаточно густые кусты, чтобы спрятать воинов...

Вскоре Манко с испанцами пришёл на свою излюбленную полянку, и они стали играть. Манко, более ловкий по сравнению с испанцами, которым к тому же мешало всё время таскаемое с собой оружие, постоянно выигрывал, что испанцев немало злило. Когда Манко метнул подкову в последний раз, и улыбнувшись сказал: "Эту партию я выиграл", находившийся рядом испанец ухмыльнулся в хищном оскале и с издёвкой сказал: "Зато жизнь проиграл" и ударом в спину сбил Манко с ног. Тут к ним метнулся игравший неподалёку маленький сын Манко по имени Титу Куси. С криком: "Не смейте трогать моего отца!", он попытался встать между ни и его врагами. Испанцы загоготали, один из них метнул в мальчика копьё, оно задело мальчику ногу, но тем не менее он всё-таки убежал.

И тут внезапно засвистел и стрелы, пронзившие негодяев всех до единого. Потом воины вышли из кустов. Кискис подошёл к раненому Манко. "Прости, что не выстрелили вовремя. Вы поначалу так мирно играли, что нам в какой-то момент и впрямь показалось, что они не думают тебя убивать, мы утратили бдительность и не сразу возвели луки". "Кискис, как вы здесь оказались?" "Помнишь, ты убеждал меня, что чтобы одолеть испанцев, надо научиться мысленно ставить себя на их место", - ответил Кискис, осматривая рану Манко, - "Я просто воспользовался этим советом. В отличие от тебя, я поверил, что они хотят тебя убить". "Но как так можно, мы вместе делили стол и кров..." "Ты же сам говорил, что мы для них всё равно не люди, а что-то вроде животных. Едят же они в случае нужды своих верных собак и коней". Манко ничего не ответил, горестно закрыв лицо руками. Как он вспоминал позже, боль от предательства испанцев была много сильнее, чем боль от нанесённой ему раны, которая была настолько лёгкой, что он чувствовал себя в силах дойти до дома сам, но Кискис настоял, чтобы его несли на носилках.

Оправляясь от раны, Манко, обсуждая произошедшее с Кискисом, в ответ на его слова, что "ни к чему больше связываться с испанцами", отвечал: "Древние мудрецы говорили, что ради своего народа можно заключить союз даже с демонами, только надо быть уверенным, что это ты сумеешь обвести их вокруг пальца, а не они тебя. Пойми, выгнать испанцев с нашей земли, даже если это удастся при моей жизни -- только половина дела, притом меньшая половина. Чтобы добиться прочной независимости от белых людей, нужно, чтобы у нас было всё тоже, что и у них. Ружья и корабли, лошади и бумага. Необходимо заимствовать от них всё полезное, как наши предки заимствовали всё полезное у враждебных племён. Только так мы можем быть всегда уверены, что сумеем дать им отпор. Я совершил ошибку, решив, что отдельным испанцам можно доверять. Доверять я им больше не буду, но без использования белых учителей нам всё равно не обойтись. Как иначе нам проскакать галопом тот путь, который они прошли шагом? А именно это мы должны сделать".

Из своего "орлиного гнезда" Манко внимательно следил за обстановкой, которая складывалась в "вице-королевстве Перу". А там происходили очень интересные события. Между Испанской Короной и конкистадорами произошёл конфликт на почве того, кто должен грабить страну в первую очередь. Конкистадоры хотели более неприкрытого и наглого грабежа, Корона -- более стабильного и долгосрочного, поэтому считала необходимым несколько ограничить произвол завоевателей в отношении покорённого народа, запретив, в том числе, и прямое рабовладение, поскольку подданные Короны должны были плодиться и размножаться, что для рабов невозможно. А конкистадоры, дай им волю, извели бы население так, как это случилось на островах Карибского Бассейна. Манко оценил расклады. Как уже говорилось, прямая власть Короны была для его народа несколько меньшим злом, с Короной казалось возможным договориться до компромисса вроде того, на который инки пошли когда его короновали, но тем не менее он не забывал свою мечту о полной независимости. А кроме того, во главе пожелавших отделиться конкистадоров стоял один из злейших врагов Манко, Гонсало Писарро. Манко не мог забыть, как этот негодяй нагло отнял у него жену и что потом во время восстания несчастную ждала ужасная смерть -- молодую женщину вывели в поле и расстреляли из луков. Помнил он и о том, как братья Писарро, наказывая его за первую, неудачную попытку бегства посадили его и даже его маленького сына Титу Куси на цепь точно собак, а проходя мимо, наносили Манко пощёчины и всячески издевались над ним.