Тучи на рассвете - [29]

Песня плывет над водой, заунывная, бесконечная, усталая, и душа Мен Хи наполняется неизъяснимой грустью. Или вдруг вспыхнет в ней слабая надежда, и видится ей иная жизнь, светлая, чистая, как это тихое озеро.

Песня плывет, и ее звуки, то нарастая, то замирая, заполняют все вокруг, и кажется, нет ничего в мире, кроме этой нескончаемой скорби и вечно живой надежды на лучшую жизнь.

Совсем неслышно, не оставляя следа на воде, медленно движется одинокая запоздалая джонка. Высоко в небе плывут куда-то большие белые птицы. Солнце прячется в горах, где идет своя жизнь, неведомая, полная борьбы.

* * *

После долгих раздумий Ли Ду Хан твердо решил: незачем ждать, пока девчонке исполнится тринадцать лет. Женитьбу сына не к чему откладывать. Пора получить наконец свое богатство. И он назначил день свадьбы. На всякий случай, решил он, незадолго до наступления срока стоило бы получше относиться к Мен Хи. Неизвестно еще, как придет богатство. Хорошо, если прямо к нему в руки, а если через нее? Тогда надо, чтобы у Мен Хи не было к нему злобы. Правда, тоин сказал, что разбогатеет тот, кто женит на ней своего сына, — значит, именно он, Ли Ду Хан, должен все получить, но рисковать все же не стоит.

Мен Хи теперь спала в теплой комнате. С вечера она брала большой глиняный, ярко раскрашенный горшок и доверху наполняла его древесным углем. Когда угли раскалялись, она покрывала сосуд тонкой металлической пластинкой, замазывала его глиной и на подставке переносила в комнату. Всю ночь ей было тепло.

Она уже не ходила в обносках. Ей сшили шаровары и пышную белую юбку, купили гомусины — резиновые туфли с острыми, загнутыми вверх носками. На нее не кричали, как раньше.

Ли Ду Хан непоколебимо верил в грядущее богатство. Ведь все, что тогда сказал дракон тоину, полностью сбылось. И ливни были, и девочку он нашел на Двуглавой горе, — значит, и деньги должны прийти. Он уже видел в мечтах огромные фруктовые сады и необозримые плодородные поля, рисовые плантации и бесчисленные стада. Крестьяне всех окрестных деревень станут его арендаторами. И озеро и река будут принадлежать ему.

Он перегородит плотинами горные потоки и будет давать воду на поля только тем, кто сможет платить вперед. Шлюзы на плотине запрет, а ключи привяжет к кушаку. За стирку белья на озере пусть платят и за ловлю рыбы пусть тоже платят. Хотя нет, рыбу он не разрешит ловить, у него будут свои рыбаки, вся добыча чтобы шла ему. Пожалуй, на каждую джонку придется посадить надсмотрщика, а то еще растащат весь улов и скажут, что ничего не поймали.

Он будет платить японским чиновникам и полицейским, чтобы они строго наказывали тех, кто вздумает бунтовать. А тоина заберет к себе и всех его богов тоже заберет. Пусть служат только ему одному. Землю соседнего помещика, Кураме, он откупит, и пусть японец уедет из этих краев. Он один станет владыкой всех здешних долин и гор. Вот когда широкой рекой потечет к нему золото…

Чем ближе подходил день свадьбы Тхя и Мен Хи, тем больше беспокоился Ли Ду Хан. Его раздражал теперь каждый пустяк, он не хотел никого видеть, ни с кем не разговаривал, кроме управляющего, перестал посещать своих жен.

В один из таких дней Пок Суль сказала ему, что Тхя заболел.

Но даже это сообщение не произвело на Ли никакого впечатления.

— Нашел время болеть! — недовольно проворчал он, но к сыну не пошел.

Встревожился Ли только на следующий день. Едва он проснулся, в комнату вошла Пок Суль.

— Тхя без памяти, и тело его сгорает, — сказала она несмело.

Ли велел срочно привезти из города доктора, позвать тоина, а Мен Хи посадить возле больного, чтобы ухаживала за ним.

Первым на вызов помещика явился тоин. Он присел на корточки возле больного, пошептал что-то, прикоснулся к его лицу и, посмотрев на Ли Ду Хана, сказал:

— Великий Окхвансанде зовет твоего сына к себе. Закрой двери и три дня никого не впускай сюда, чтобы никто не потревожил душу уходящего в небесный мир.

Тоин сказал эти слова и удалился, не дожидаясь вознаграждения.

Ли Ду Хан бросился вслед за тоином, протягивая к нему руки, пытаясь что-то сказать, но посреди комнаты остановился. Лицо у него было растерянное и беспомощное. Он постоял немного в нерешительности, злобно посмотрел на сына и вышел из комнаты.

— Где доктор?! — закричал он на жену, стоявшую у двери. — Почему нет доктора?

— Он уже здесь, — успокоила его Пок Суль, — он дожидался внизу, пока уйдет тоин.

Ли Ду Хан проводил врача в комнату больного и остался у его изголовья.

Тхя лежал без движения, повторяя одно слово:

— Воды, воды…

На вопросы врача не отвечал и только бессмысленно водил глазами по сторонам.

— Ваш сын не проживет и одного дня, — сказал доктор после осмотра.

— Нет, нет, доктор! — попятился Ли Ду Хан, отталкивая ладонями воздух, будто стараясь отогнать от себя страшные слова.

Потом, ухватившись за халат врача и привлекая его к себе, зашептал ему в лицо:

— Он не должен умереть до утра, доктор, дайте ему дорогие травы, я заплачу вам много денег… Только до утра… до восхода солнца.

Врач удивленно посмотрел на помещика, на его сына, у изголовья которого они стояли, и отвел Ли Ду Хана в сторону.