В чертах Патриции не осталось никакой суровости, одно только огромное удивление. С каждым ее вздохом все меньше было уверенности в том, последует ли другой. Как только наступал следующий вздох, Кэтрин начинала думать о чуде. Ничего больше не существовало, кроме этого дыхания. Земля не вращалась. Патриция умирала.
Венсан был отброшен в небытие. Кэтрин никогда в жизни не испытывала ни сожаления, ни угрызения совести. В настоящий момент у нее не было даже воспоминаний. Все, что не было Патрицией, не находило места в ее сердце.
Патриция! Как она не сумела уберечь ее?
Начинался рассвет. Со стороны моря поднимался легкий туман. В какой стороне была Хиросима? Кэтрин представила себе бесконечное количество пролитых слез. Тогда это ее не касалось. Нужна была смерть Патриции, чтобы и Кэтрин примкнула к тем, кого война заставила пролить слезы.
Будь откровенна, Кэтрин. Если бы тебе рассказали историю рыбака Кубояма, и только его одного, разве тебя тронуло бы это? Но то, что жертвой испытаний оказалась Патриция, меняло все дело.
Теперь она начала думать об этом. Не было ни внезапного морского прилива, ни урагана, ни землетрясения. Была бомба, созданная человеком, брошенная человеком. Человек был в ответе за все.
В комнате, которую постепенно наполнял утренний свет, перед постелью Патриции, подтягивающей к груди простыню извечным жестом умирающих, Кэтрин размышляла о бомбе и о будущем человечества.
Запретить ее! Нужно, чтобы все поняли, что это гнусно, и запретили ее. Она была готова пожать руку всем тем, кто согласился бы преградить дорогу бомбе.
– Если бы мы только захотели… – прошептала она с внезапной яростью.
Она больше никогда не найдет себе покоя. Она встретится с Фумико и с этим юношей, о котором ей говорил Венсан, с этим стюардом, по имени Тако. Она нарушит свое слово, найдет Венсана, поднимет на ноги весь мир!…
Но Патриция… Патриции уже нет…
