Туарег - [36]

– Раздевайся! – приказал он.

– Что ты сказал? – недоверчиво переспросил парень.

– Чтобы ты разделся… – Затем наставил винтовку на второго: – Ты тоже.

Они заколебались. Попытались протестовать, но голос туарега звучал так повелительно, что солдаты, видно, поняли, что ничего другого им не остается, и начали медленно стягивать с себя форму.

– Ботинки тоже…

Они сложили вещи перед Гаселем, тот подобрал их свободной рукой и бросил на заднее сиденье машины. Залез в нее, сел и кивнул головой Разману:

– Пора, луна уже взошла… Поехали!

Лейтенант посмотрел на своих ребят, совсем голых, и им овладело глубокое чувство возмущения. Несколько мгновений он был готов воспротивиться и даже обменялся с ними взглядами, но они отказались, замотав головами, и тот, что моложе, устало заметил:

– Не беспокойтесь за нас, лейтенант… Ажамук за нами приедет.

– Но ведь на рассвете вы умрете от холода… – Он повернулся к Гаселю: – Дай им хотя бы одеяло…

Туарег, казалось, уже было согласился, но в итоге отказался, и в его тоне звучала насмешка, когда он произнес:

– Пусть зароются в песок. Он защитит их от холода и поможет похудеть.

Разман машинально поднес руку к голове, отдавая им честь, завел мотор и зажег фары, однако в спину ему тотчас же уткнулось дуло винтовки:

– Без огней!

Он погасил их, но при этом обреченно покачал головой.

– Ты спятил!.. – хмуро пробормотал он. – Совсем спятил.

Подождал, пока его глаза вновь не привыкнут к темноте, и наконец медленно тронулся с места, наклонившись, насколько возможно, вперед, пытаясь разглядеть препятствия на пути. В течение трех первых часов они двигались медленно и тяжело, пока Гасель не сказал ему, что можно включить фары, и тогда они поехали быстрее. В результате одно из колес почти тут же лопнуло.

Лейтенант, весь взмокший, чертыхаясь, менял его под неотступным прицелом винтовки; он сделал над собой усилие, чтобы, пользуясь случаем, не запустить в туарега разводным ключом и не сцепиться с ним врукопашную, что положило бы конец тягостной ситуации.

Однако он рассудил, что туарег выше его и сильнее, и даже если случится невероятное и он отнимет у него винтовку – у противника есть еще револьвер, меч и кинжал.

Оставалось только попрощаться с надеждой на быстрое продвижение по службе и молиться, чтобы все не осложнилось еще больше. Дать себя убить в двадцать восемь лет человеку, чьи взгляды ты разделяешь, – величайшая глупость, и он это знал.

Ровно в полночь все четверо сошлись у мертвого верблюда. Ни для кого не было неожиданностью, что добыча ускользнула, и старший сержант Малик эль-Хайдери воспользовался случаем, чтобы дать волю своим чувствам, прибегнув к самым непристойным выражениям из своего казарменного словаря, проклиная туарега, а заодно и более настойчиво – «тупого лейтенантишку», который позволил обвести себя вокруг пальца, как какой-нибудь новобранец.

– Что же нам теперь делать? – растерянно спросил один из солдат.

– Не знаю, как насчет лейтенанта, а я, разрешит он мне или нет, все равно отправлюсь к колодцу в Сиди-эль-Мадья. Будь туарег хоть трижды туарегом, ему не выдержать без воды столько дней.

Старослужащий, осматривавший останки мехари с помощью фонарика, указал на разрез на животе.

– Вода-то у него имеется… – сказал он. – Отвратительная жидкость, которая убила бы кого угодно, но туареги, благодаря ей, способны выжить. А еще он пил кровь. – Он помолчал и уверенно добавил: – Ищи теперь ветра в поле…

Старший сержант Малик эль-Хайдери не ответил, бросил последний взгляд на мертвое животное и отправился обратно к своей автомашине. Судя по степени разложения, верблюд мертв уже более двух суток, а значит, туарег должен был зарезать его две ночи назад. Если он пустился в путь сразу после этого, в чем сержант сомневался, то у него огромное преимущество, но если странник выждал еще день, чтобы внушить им уверенность и усыпить их бдительность, тогда он далеко не ушел и, возможно, сержант еще успеет встать у него на пути.

Он не возлагал надежд на то, чтобы догнать туарега в эрге, потому что без верблюда тот зароется в песок, как только завидит вдали автомобиль, но почти переваренная вода из желудка верблюда через день протухнет, так что беглецу волей-неволей потребуется обновить запас. Атанкоров долин и ущелий горного массива, где, если долго рыть, можно иногда добыть несколько глотков землистой, соленой жидкости, недостаточно, чтобы выжить. Они могли помочь разве что путешественнику, который отважится проникнуть в лабиринт их бесконечных каменных «контрфорсов».

Взять под контроль колодец означало, таким образом, вынудить туарега сдаться или обречь его на гибель. Сам того не заметив, сержант ускорил шаг и неожиданно обнаружил, что практически бежит, сгорая от нетерпения поскорее добраться до джипа. Луна скрылась за горизонтом, но в умении ориентироваться он практически не уступал какому-нибудь кочевнику – все-таки столько лет провел в пустыне. До рассвета оставался еще целый час, когда он кое-как вскарабкался по склону, проклиная яростно набросившихся на него москитов, и ринулся к своим, крича во все горло.

Они испуганно обступили его.