Труп из Первой столицы - [30]
— Дорогуша, не говори гоп раньше времени! — задумчиво протянула Фаня Павловна в этот момент. — Проси изображение. Имена и фамилии в наше время доверия совершенно не заслуживают!
— Точно! — Света вспомнила про фотографию, изъятую Колей у Эльзы Триоле, и радостно, совершенно как Коля в моменты озарения, стукнула себя ладонью по лбу. Оказалось, что это больно, и, не удержавшись, Света громко ойкнула…
— Повадки трехлетней девочки, говорите? — хмыкнул дед Хаим, и Света снова смутилась, поняв, что хозяин ее жалобы на бедную Тосю так и не простил. Хаим Исаакович тем временем всмотрелся в фотографию и воскликнул: — Это совсем другое дело! Полное имя девочки, может, и Милена, но мы знали ее как Лену. Это Леночка Иссенберг. Я хорошо знал ее покойных родителей и довольно тесно общался с ее сестрой в последние годы. Что вас интересует?
5
Тем временем обзорная экскурсия по местам Маяковского приближалась к концу. Несмотря на специфические обстоятельства, Морской старался держать уровень. Как ни крути — экскурсия для иностранцев, да еще и близко знакомых с героем рассказа, ко многому обязывала.
Напоследок решили пройтись по окружающему бывший институт благородных девиц Профсоюзному парку, но его временно закрыли на реставрацию. Зато аллеи примыкающего сюда же Университетского сада призывно ждали гостей. Водитель замешкался, реанимируя внезапно уставший и начавший чихать автобус, а Морской повел группу к центральному входу Университетского сада. Правда, на месте памятника основателю харьковского университета Василию Каразину теперь тоже красовались строительные леса.
— В Харькове нынче все строится, а что не строится, то на реставрации, — прокомментировал Морской. — Живем в атмосфере вечного ремонта, зато к концу второй пятилетки обещаем стать лучшим городом в СССР. А за памятник Каразину не волнуйтесь. Его перенесли в другое место. Поближе к моей редакции. Проходя мимо, я, конечно, всегда интересуюсь у памятника, как дела. Поверьте, Василий Назарович своему перемещению только рад. Хотя бы потому, что он стоит теперь прямо возле своего любимого детища — у бывшей Университетской церкви, — проговорил Морской. — А тут, на прежнем месте, у входа в Университетский сад, вскоре появится нечто грандиозное.
— Памятник Тарасу Шевченко, если не ошибаюсь, — дополнила всезнающая Эльза Юрьевна и тут же выдала источник информации: — Я разговорила соседку. Такая умница, такая красавица! И муж ее, как мой Луи, талантливый поэт. Жаль, пьет нещадно и характером несносен. Соседку звать Наталия Ужвий. Вы знаете такую? — Владимир кивнул, нервно озираясь в надежде, что на сообщение про личные невзгоды Ужвий и Семенко никто из присутствующих не обратил внимание.
— Мадам в разведку надо посылать, — коротко хохотнул вышагивающий рядом Гавриловский. — Кого угодно разговорит, расположит и рассекретит. Пожалуй, в следующий раз возьму ее с собой в Немецкое консульство. Хлопоты о выделении запчастей на авто тогда уж точно разрешатся в нашу пользу. — Он тут же спохватился: — Прошу сто раз пардона. Я просто мыслями сейчас в процессе усовершенствования выделенного нашей группе автомобиля. Автолюбитель, что с меня возьмешь. Еще и моя нелепая привычка думать вслух. Проговаривая, систематизирую сознание, вот и озвучиваю вечно собственные мысли, часто совсем не интересные для окружающих…
— О! Я вас понимаю. Сам такой же, — галантно подхватил Морской, а мысленно при этом усмехнулся: «И не дурак ведь, а озвучивает мысли… Сразу видно — иностранец».
— Вернемся лучше к теме постамента! — Эльза Юрьевна была не из тех, кого можно было сбить с мысли. Впрочем, ничего сакрального в ее речи больше не наблюдалось. — Наталия Ужвий позировала для одной из фигур у подножия на монументе. Она знает, каким будет памятник. Говорит, он поражает всякое воображение. Фигура Кобзаря в три реальные натуры и множество героев у подножья… Как жаль, что до открытия так долго. Пообещайте, что пришлете нам с Луи карточку с видом этого памятника!
Морской пообещал и осторожно попросил мадам Триоле с Гавриловским ускориться, чтобы догнать уже исчезнувшую в саду часть группы.
— И, между прочим, — на ходу щебетала Эльза Юрьевна, — если бы не мое умение завести разговор и узнать новости, мы до сих пор жили бы в самой мрачной квартире дома! Так что, Гавриловский, вы зря насмешничаете. — Она перевела дыхание и тут же стала пояснять все для Морского: — Изначально нас разместили в доме «Слово» в квартире писателя Хвылевого. Он год уже как застрелился, а до выселения семьи дело дошло только сейчас. Новых ордеров пока не выписали, потому жилище оказалось свободным. Но подумайте сами, как мы могли там остановиться? — Владимир неопределенно пожал плечами, а Эльза Юрьевна продолжила: — Допустить, чтобы Арагоша работал в кабинете с такой черной историей? Ни за что! Талантливый литератор, расстроенный арестом друга, собирает друзей на вечеринку, отлучается на миг, пишет записку со словами «Да здравствует коммунистическая партия!» и «бах!» стреляет себе в висок. Хорошенькая атмосфера… Не для того я вытащила Луи из самоубийственных настроений в самом начале знакомства, чтобы окунать в подобные аллюзии.
