Труды - [20]

Это отличие в формальной организации отражает разные предметы изображения этих житий. Мы не видим процесс совершенствования Мартина в аскетической жизни, как это имеет место в случае с Антонием и Иларионом; акцент в большей степени делается на постоянстве Мартина и непрерывности его образа жизни от детства до старости[214]. Кроме того, хотя дьявол также является одним из действующих лиц “Жития Мартина”, его оппозиция не столь тесно связана со стремлением Мартина к аскетической жизни, как это имеет место в случае с Антонием, Иларионом и другими восточными монахами. Вообще, восточные параллели приходят на ум при чтении только двух фрагментов из “Жития Мартина”, причем оба они связаны с появлением дьявола. Первый находится в хронологической части “Жития”, рассказывающей о том, как Мартин покинул Илария и отправился обращать к христианству своих родителей. По дороге он встретил дьявола в человеческом обличии, который обещал ему постоянное противодействие в его служении Богу. Мартин заставил его исчезнуть с помощью той же строки из Писания, какую использовал и Антоний против демона блуда, явившегося ему в образе черного отрока. Однако если отвлечься от сходной цитаты из Писания, то мы находим мало что общего между эти двумя рассказами[215]. Второй приходится на главы 21-24, иллюстрирующие умение Мартина распознавать духов. Как мы увидим далее, восточный аскетический образ жизни просматривается здесь весьма явно, хотя и не только он.

Если отвлечься от этих частных моментов, то нужно прямо сказать, что мы не можем рассматривать рассказы о чудесах в “Житии Мартина”, как нечто специфически присущее монаху в противовес епископу[216]. Дело в том, что Сульпиций стремится представить Мартина как истинного монаха и истинного епископа. Он не делает секрета из того факта, что считает Мартина образцом для всех епископов Галлии, прежде всего в вопросе отношения к собственности. Отсюда становится ясным, что Сульпиций полагал фигуру монаха-епископа идеальной для решения многих внутрицерковных проблем своей родины. Мартин, по мнению Сульпиция, единственный из всех галльских епископов обладает апостолическим авторитетом, т.е. таким авторитетом, который основывался на его никем не оспариваемых аскетических добродетелях умеренности и постоянства перед лицом попыток двора приручить его[217]. Это качество апостоличности ярко проявилось в одном случае исцеления[218]. Мартин, конечно же, использовал оружие аскетизма для распространения и усиления влияние веры и церкви, но эта цель была, прежде всего, целью епископа, пастыря своего стада. Поэтому мы видим Мартина, исцеляющего больных и одержимых, как это делал Иисус, разрушающего языческие храмы и основывающего на их месте церкви или монастыри, как это делали другие епископы. Аскетизм Мартина, конечно же, был аскетизмом, поставленным на службу церкви и это мы видим в большей мере, чем в житиях Антония и Илариона. Таким образом, если брать содержание “Жития Мартина” в целом, то будет только наполовину правильным назвать его житием монаха: оно является житием монаха-епископа.

Возвращаясь сейчас к вопросу о структуре, мы можем с уверенностью заключить, что сульпициева организация материала в “Житии Мартина” не имеет ничего общего с “Житием Антония”: первая, хронологическая, часть “Жития Мартина”, последующее затем описание чудес не имеет параллелей в произведении Афанасия[219]. Аналогия с “Житием Илариона” несколько ближе. В нем Иероним сгруппировал вместе чудеса Илариона, совершенные им в Палестине. Однако они не выстроены таким образом, чтобы проиллюстрировать популярность Илариона и в этом произведении нет эквивалента финальным главам произведения Сульпиция о внутренней жизни Мартина. Параллели в организации материала, следовательно, весьма ограничены. Таким образом, в категориях формальной структуры “Житие Мартина” ближе к Светонию, чем к какому-либо христианскому биографу, который был известен Сульпицию[220].

Однако реальные параллели между этими тремя житиями святых мы можем найти не в сфере литературной формы, но, в известной мере, в содержании и цели этих житий. Для этого надо вспомнить цель описания жизни святого человека: пропаганда аскетического идеала в этой, земной, жизни и “доказывание” святости героя через рассказанные кем-либо истории о нем. С этой точки зрения Иероним написал свои “Житие Павла” и “Житие Илариона” в большей степени как ответ на “Житие Антония” Афанасия. “Житие Мартина” имеет более сложную основу, чем они: это житие не только монаха, но монаха-епископа. Конечно Сульпиций был хорошо знаком с аскетическими житиями Афанасия и Иеронима, как это показывают “Диалоги”. Там он доказывает, что Мартин превзошел аскетов Египта в их чудесах и, таким образом, может быть поставлен в один ряд с наиболее совершенными из восточных монахов. Это означает, что, в конечном итоге, жития восточных монахов, возможно, повлияли на манеру изложения Сульпицием историй о Мартине и на общее направление, в котором шло изображение его героя. Но имеет ли это отношение к литературным жанрам? Или, выражаясь более точно: насколько принципиально различаются ранние жития святых, которые содержат множество рассказов о чудесах (Антония, Илариона и Мартина) и те, которые (“Житие Августина”) таковых не имеют?