— Эта проклятая нога, Джилли, привела тебя в Калифорнию, — прервал Тед, поднимая ее с дивана, чтобы отнести в спальню, — и мы воспользуемся этим несчастным, вернее, счастливым случаем, чтобы следующие две недели поездить по пригородам и присмотреть квартиру, которую сможем в июне снять. Естественно, сначала нам придется сделать небольшой крюк… в спальню.
Джиллиан не выразила протеста, когда Тед положил ее на широкую кровать, и только раскинула руки, беззвучно призывая его к себе.
— Естественно, — успела она сказать, прежде чем их губы встретились. — Все, что ты хочешь, любимый…
Тед с преувеличенным ужасом замахал перед лицом руками, делая вид, что пытается пробиться сквозь густой дым, который валил от углей в гриле.
— Неплохой костер ты развел, Пит, — проговорил он. — А это чьи голоса? Кто там — огненные сирены? — спросил он, прикладывая руку к уху.
— Не обижай повара, милый, — сказала Джиллиан, проходя мимо него: она торопилась спасти трехлетнего Теодора Джозефа — для краткости Т. Д. — от двухлетнего сына Барб, неустрашимого Пита-младшего. — Лучший способ избавиться от подгоревших пирожков с сосисками — это сунуть их в огонь.
— Но я люблю, когда они подгорят, — крикнул вдогонку ей Тед, с улыбкой глядя, как она опускается на колени между двумя малышами и классически-учительским тоном начинает им объяснять, что кидать игрушки друг другу в голову «нехорошо». Джил была на четвертом месяце беременности и уже жаловалась, что юбки становятся ей тесны, но Тед по-прежнему считал ее самой прекрасной и желанной женщиной в мире. Может быть, во всей вселенной.
— Вот фарш для пирожков и сосиски, Пит, — сказала Барбара, ставя возле мужа тарелку, где горой лежало сырое мясо. — Мама просит, чтобы ты постарался их не сжечь в этом году. Тед… тебе обязательно надо было, когда вы играли сегодня утром в гольф, обыграть Пита на десять ходов?
— Не обязательно, — ответил Тед, улыбаясь закадычной подруге его жены, которая была очень милым, хотя и глупым созданием. — Я бы мог обыграть его и на двенадцать ходов, но пожалел. Верно, Пит?
Пит кивнул и улыбнулся, затем принялся перекладывать мясо на верх гриля. Тед отпил глоток холодного чая, чтобы скрыть улыбку. Славный парень этот Пит! Слова из него и щипцами не вытащишь, но, похоже, он вполне доволен своей жизнью, своей женой, своим сыном и даже своей тещей.
Что ж, каждому свое, решил Тед. Он вышел из-под древесных крон на солнце, наслаждаясь панорамой, открывавшейся из того уголка аллентаунского парка, который они облюбовали для ежегодных пикников в День Труда.
— С чего это у тебя такой самодовольный вид? — спросила Джиллиан, подходя к нему сзади и обнимая. — Сейчас ты бьешь баклуши, верно? Но не забывай: в этом году ты вытянул при жеребьевке уборку.
Тед тоже обнял Джил, и они в ногу зашагали к гигантским плакучим ивам, опустившим ветви в реку.
— Не забуду, Вояка. — Тед остановился, чтобы поцеловать жену. — Как хорошо здесь, правда? Парк, дети, милая сердцу стабильность — очередной День Труда, очередной пикник, очередные подгоревшие сосиски… Я рад, что мы решили вернуться в Аллентаун. Калифорния великолепна, но наши корни здесь.
— Корни, — быстро подхватила Джил, — полтора ребенка, пес-переросток, хобби которого — разрывать мои клумбы, уютный дом, купленный в кредит. Типичная молодая семья. О да, и многоместный фургон. Каждой семье, живущей в пригороде, необходим такой фургон. Трудно представить, что когда-то мы с тобой жили в противоположных концах континента…
Тед почувствовал, что кто-то дергает его за брюки, и, глянув вниз, увидел, что к ним присоединился Т. Д. Обхватив его за колено, мальчик поставил обутые в теннисные туфли ноги на большую ногу отца и, когда тот делал шаг, передвигался вместе с ним.
— Иди, иди, папа, — подгонял Теда сын, улыбаясь. — Я удержусь.
Тед улыбнулся в ответ мальчику: зеленые глаза, густые темно-рыжие волосы… копия матери в миниатюре — и посмотрел на Джиллиан. Как он ее любит! Всем сердцем, всем своим существом!..
— Мы удержимся, это точно. Да, Вояка? — сказал он, выходя из-под тени развесистого дуба на солнце. — Мы, Хэккеты… Это мы умеем.