Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты) - [56]

— Комар! — отчаянно закричал я, но Валерка на мои крики предательски молчал. — Я ненавижу Клюшку! — орал я на весь коридор, не сдерживая больше свои эмоции.

Пришел Колобок. Он выглядел растерянным, пошептавшись с главврачихой, подошел ко мне. Я слушал его вполуха, кажется, он выражал мне сочувствие. В голове был такой шум, мне хотелось безумно одного — молча сидеть в кресле, в которое меня все-таки усадил Большой Лелик, чтобы, в конце концов, уснуть и больше ни о чем не думать, ничем не грузиться. Если боль ненадолго заглушить, она станет еще невыносимей, когда ты почувствуешь ее вновь. Напротив сидела Железная Марго, спрятав лицо в ладонях.

— Мне очень жаль, что все так получилось печально с Комаровым, — продолжал давить на клапаны Колобок, словно издевался надо мной.

Ему очень жаль. Мне так хотелось ему припомнить, как он нас Комаром чморил на Клюшке, но я не мог выдавить ни одного слова, горло пересохло. Я пытался заставить себя говорить, но, когда взглянул на каталку, где лежал накрытый простыней Комар, меня словно ударило электрическим зарядом. Я резко встал и направился к выходу. Я уже знал, что мне надо делать.

— Ты куда? — остановила меня Кузя перед выходом из больницы.

— Я скоро, — сдавленно ответил я.

— Если ты убивать Щуку, я с тобой! — Кузя резко выпрямилась с белым, как бумага, лицом и огромными глазами.

— Нет, — категорично ответил я. — Это мое дело!

— Теперь и мое! — и Кузя решительно пошла со мной.

Щука лежал в мятой черной футболке на своей кровати и тупо смотрел в потолок.

— Какие люди! — пьяно хорохорился он, увидев Кузю и меня. Его тонкие губы злобно растянулись. — Убивать пришли? Кишка тонка, — и он пьяно рассмеялся. — Я же Комару сказал: не на жизнь, а на смерть. Я слов на ветер не бросаю.

— Ты, Щука, свое отжил, — уверенно ответил я.

После гибели Комара моя ненависть к Щуке достигла космических размеров. Завязалась драка. Все происходило, как в замедленной съемке: Щука навалился на меня, я отбросил его. Кузя налетела, как курица, и со всей силы врезала Командору кулаком по физиономии, тот от боли вскрикнул. Я достал из кармана брюк выкидушку, которой Щука убил Комара и которую мне как боевой трофей вручил Большой Лелик. Щука увидел нож, мгновенно все понял.

— Сильвер, не делай этого! — испуганно закричал он, но было уже поздно.

Левой рукой я прижал к себе Щуку, правая же рука ударила ножом. Стальное лезвие плавно вошло в тело Командора. Пятно крови беспощадно увеличивалось на светлом свитере, на лице Щукина застыло выражение испуга, его глаза словно выкатились из орбит. На какое-то мгновение наступила полнейшая тишина, каждый из нас был поражен и изумлен происшедшим. Я даже больше, чем Щука.

— Козел, что ты сделал?

— Отомстил за Комара, — прерывисто дыша, произнес я, отбросив окровавленный нож в сторону. Меня все еще била неудержимая дрожь.

Пятно крови все шире и шире расползалось по щукинскому свитеру. От меня не ускользнул панический страх, мелькнувший на бледном лице Щуки. Он выглядел перепуганным до смерти.

— Тебя посадят, — медленно опускаясь на пол, прохрипел Щука, стараясь сохранить остатки самообладания и закрывая рукой разрастающееся пятно крови.

— Плевать, — ответил я, присаживаясь на пол напротив бывшего Командора и не сводя с него взгляда. — Зато такой сволочи, как ты, больше на Клюшке не будет.

Во мне не было ни капли страха — только гнев и презрение.

— Не хочу коньки отбросить, как Комар, — истерично вопил Щука, и лицо его внезапно стало безумным, нечеловеческим.

В этот момент зимний воздух потряс чудовищной силы взрыв. Комната содрогнулась от грохота, посыпались щепки, поднялась густая белая пыль. Меня подбросило в воздух, потом основательно приложило об пол. Я ничего не видел, только прикрывал голову руками от падающих обломков. С первого этажа вырвался столп огня, жадно и бешено пожирающий комнаты громадного кирпичного здания. Послышались детские крики, звон битых стекол, немного погодя прогремел еще один жуткий взрыв. От пыли было не продохнуть. Я почувствовал неприятную сухость во рту.

Часть потолка обрушилась, в дыре торчали ножки кровати. Клюшка вмиг наполнилась дымом, гарью и гудящей паникой.

Это взорвались затихаренные Колобком бочки с бензином в каптерке на первом этаже. Он их спрятал в корпусе от ревизоров, которые должны были со дня на день приехать проверять Клюшку. У пацанов был свой ключ от каптерки, где они любили курить. Скорее всего, кто-то из них оставил бычок на бочке, не подумав о последствиях.

— Пусть сгорит дотла эта проклятая Клюшка, — Кузя разразилась громким, режущим ухо смехом. — Так ей и надо!

Третьим взрывом Кузю выбросило в коридор. Все вокруг было в удушающем дыму, слышался звон битых стекол, паника обитателей и воспитателей. Я на четвереньках выполз в коридор и увидел Колобка, он осматривал комнаты на этаже.

— Кто-то еще есть? — спросил он меня.

— Кузя, — ответил я.

Мы быстро ее нашли. Колобок взвалил ее на плечи и понес к пожарному выходу.

В коридоре уже невозможно было находиться, дымом все заволокло, огня еще не было, но чувствовалось его скорое приближение.

— Сафрон, — донесся до меня отчаянный вопль Щуки. Он лежал на полу в своей спальне, не в силах подняться. — Вытащи меня отсюда.