Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты) - [51]

Первым ударил Щука.

— Хук справа, — довольно прокомментировал он.

Смирнов устоял.

— Хук слева, — парировал Никита и отскочил на шаг.

Былая уверенность с самодовольного лица Щуки испарилась, он никак не ожидал от хлипенького Смирнова таких сильных ударов. Щука ринулся в атаку, он схватил Никиту за спину, подтянул к себе и, не обращая внимания на удары, которыми Смирнов его осыпал, нанес ему короткий, рубящий удар по голове так, что наблюдавшие за ними обитатели ахнули. Потом Щука нанес еще один такой же сильный удар, и Никита упал на пол к его ногам.

— Все, Никитон, — победно захрипел Макс, — сдавайся!

— Ни фига, — Смирнов, упираясь руками в пол, поднялся на ноги.

— Что ж ты такой живучий? — взбесился Щука, он прицелился и нанес кулаком удар по Никитиному носу. Брызнула фонтаном кровь. Смирнов зашатался, поднял подол футболки, вытер им нос.

— Сдаешься?

— Не дождешься, — прохрипел Никита.

Зал напряженно и безмолвно наблюдал за поединком, по условиям болельщики не имели права кричать. За любой крик судья мог назначить штраф виновному, вплоть до пачки сигарет. Никита чувствовал, что выдохся: в голове шумело, удары его были слабыми и неточными.

— Сдавайся, Никитон? — Щука держал Никиту руками за футболку.

— Не сокращайся, Командор!

Смирнов стоял перед ним, качаясь, с залитым кровью правым глазом.

— Сдаешься?!

Никита отрицательно мотнул головой. Щука повалил Никиту на пол и принялся бить его ногами по животу, спине, остервенело приговаривая:

— Сдавайся, козел… Ну… кричи… Проси прощения…

Никита, как мог, прикрывался руками от ударов. Его силы поддерживала только ненависть, — ненависть, переполняющая всю его душу. Последний удар Макса окончательно вырубил его. Кузя подбежала к Никите, опустилась на колени.

— Ну, Командор, ты и зверь! — произнесла она.

— Пошла ты, — выдавил из себя Щука, чувствуя на себе осуждающие взгляды собравшихся. — Смирнов, ты сдался, — Щука нагнулся над ухом Никиты.

— Нет! — Никита закрыл глаза.

— Щука, ты проиграл поединок, — уверенно произнесла Кузя. — Никитон не сдался! Ты больше не Командор Клюшки!

Щукин странно посмотрел на Кузю.

— Пошли вы все… — и под неодобрительное шушуканье он ушел из спортзала.

Обитатели с молчаливым осуждением смотрели в спину уходящему Щукину. Как только его не стало в спортзале, толпой бросились к Никите. Ему принесли воды, Кузя заботливо вытерла мокрым полотенцем с его лица засохшую кровь.

— Как ты? — участливо спросил Комар.

— Плохо, — признался Никита. — У меня все в голове шумит, и тошнит.

— Зачем тебе нужен был этот поединок? — спросила Кузя.

— Я хотел убить нашу дружбу.

— Убил?!

— Нет, — еле слышно произнес Никита.

— Никитон, ты самоубийца, — уважительно произнесла Кузя.

— Знаю, — и Никитон впал в беспамятство.

У него оказалось сильнейшее сотрясение мозга. Больше Никитона я не видел.

Комар сдвинул брови, он всегда так делал, когда волновался или напрягал память.

— Командорства на Клюшке больше нет, поняли? — Все обитатели молчаливо опустили головы. — Вы больше не шестерите, не санитарите по поселку. С этой минуты мы горой стоим друг за друга. Если Щука кого-то из вас тронет, мочим его, и он сразу поймет, что мы сила!

— Главное, самим не натрухать в штаны, — добавил Спирик, ему план Комара понравился. — Щука сейчас один, а нас много, надо перестать его бояться.

— Ну, если даже Никитон опустил его ниже плинтуса, — оживленно произнесла Кузя, и все вдруг заговорили, склоняя бывшего Командора. Они все вдруг почувствовали себя одной сплоченной семьей.

Вечером нас с Комаром вызвал к себе в кабинет Вонючка. Большой Лелик успел предупредить, что Пенелопа накапала на нас участковому заявление, и тот сейчас дожидается нас в кабинете дерика.

— Сейчас начнется! — и Комар первым вошел в кабинет Вонючки. Он старался держаться свободно и независимо.

Дерик сидел, нахохлившись как филин, участковый вальяжно развалился напротив.

— Рассказывай все начистоту, — Вонючка старался сохранить грозный вид. — От спецшколы вас уже ничего не спасет. Случай с воровством переполнил чашу моего терпения! — Колобок нервно теребил чье-то личное дело, скорее всего, Комара, а может быть, это было и мое дело.

— Мы не брали денег у учительницы, — за себя и меня ответил Комар.

— Все вы так сначала говорите, — раздался басистый голос участкового. — Вот отвезу вас двоих в городской КПЗ, получите там ночной кайф заблаговременно и во всем признаетесь, даже в том, чего не совершали, — мент упруго соскочил с дивана и подошел вплотную к Комару, зловеще его рассматривая. — Парень, колись, пока еще не поздно, или мы отдельно займемся твоим хромым дружком. Я чувствую, он нам мозги парить не будет, во всем сознается.

— Мы не воровали никаких денег, — возмутился я и в тот же момент почувствовал сильный удар по спине, от второго удара в глазах у меня потемнело.

— Это в рамках профилактики, — самодовольно прогундосил над моим ухом участковый, размахивая резиновой дубинкой.

— Вы не имеете права нас бить, — заступился Комар, но и по его спине прошлась дубинка участкового.

— Парни, — заботливо вмешался Вонючка. — С вами же говорят по-хорошему, без протокола. Есть еще возможность все уладить по-тихому, без скандала. Белла Ивановна еще не отнесла заявление в милицию. Я уговорил ее подождать, надеясь на вашу сознательность. Ладно, с Комарова нечего брать, — Вонючка повернулся ко мне. — Это будущий уголовный элемент, по нему давно тюрьма плачет. Я вообще удивляюсь, Сафронов, как тебя угораздило связаться с ним.