Трудный ребенок - [47]

У каждого из нас своя цена. Я не отступлю, Влад не отступит – теперь я не была уверена, кто из нас ненавидит Чернокнижника сильнее. На войне не помнят обид – на войне заключаются альянсы даже между потенциальными врагами. Мы с Владом врагами не были. К тому же он уже понял, на что я способна, и обязательно использует это.

Я научусь контролировать свои способности. А когда научусь, Тану придется принять это.

Я еще раз посмотрела на Влада – украдкой, из полуопущенных ресниц. Все же я рада, что теперь не одна – в атли гораздо легче переносить тяготы, чем в не обустроенной квартире Глеба. Далеко от племени на меня нападала тоска и безысходность.

Дверь распахнулась настежь, и вошла Лара, а за ней Глеб и Рита. Сестра, как всегда, бледнела и прижимала руки в груди. Хоть не причитает, и то хорошо. Влад поднялся, и на его место уселся Глеб. Взял меня за руку и заботливо всмотрелся в лицо.

Лара поставила на тумбочку у кровати чашку с дымящейся жижей, от которой исходил тошнотворный запах.

– Это карое – восстанавливающий отвар, – пояснила защитница. – Выпить лучше сразу. На вкус гадость еще та.

– Ты как? – спросил Глеб и сжал мою ладонь. – Я серьезно испугался, Полевая.

– Постоянно хочу спать, в остальном нормально, – вымученно улыбнулась я и проводила взглядом Влада. Он вышел молча, и в комнате резко стало пусто. Даже несмотря на Лару, Глеба и жалостливую Риту.

– Ты действительно без крыши, – безэмоционально произнесла защитница и подошла к окну. – Ты видела их? Первозданных?

– Как сейчас тебя. А еще двадцать древних охотников на чертовом заседании.

Она покачала головой и ничего не ответила. Рита, наконец, вынырнула из полу-испуганного состояния и кинулась меня обнимать. Скоро моя майка была полностью мокрая от ее слез.

По мере того, как я приходила в себя, начинала ощущать дикую необходимость сходить в душ. Рита тут же сунула мне под нос чашку с карое, и меня передернуло от отвращения. Вкус у напитка был еще противнее, чем запах, но я заставила себя выпить до конца. Чем быстрее восстановлюсь, тем лучше.

Рита еще долго причитала, а потом ей позвонил Филипп, и она вышла. Лара тоже покинула комнату, оставляя нас с Глебом вдвоем.

– Рад, что ты снова с нами, – произнес он, хмурясь. – Быть охотником стремно.

– Это точно. Особенно если учесть мероприятия, которые должен посещать. А еще они устроили пыточную в одном из зданий в центре. Как думаешь, зачем?

– Фига се!

– Похоже, кое-кто из них задержится тут надолго. – Мне вспомнились полные бессильной злости глаза Мишеля. Его слова на приеме у охотников. – Слушай, а ты знаешь что-нибудь о драуграх? Ну, помимо легенд. Думаешь, они существуют?

– С чего ты взяла? – осторожно поинтересовался он.

Слишком осторожно. Глеб совершенно не умел хитрить.

Осознание хлынуло на голову, как ведро холодной воды. Пальцы на ногах тут же заледенели, мороз поднялся вверх к коленям, заставляя поежиться.

– Ты знаешь... То есть это правда, и они среди нас...

– Никто никогда не видел драугра. Я-то уж точно.

– А Влад?

– Почему не спросишь у него?

– А почему ты юлишь?

Он громко выдохнул и отвернулся.

– Не можешь говорить, – поняла я. – Тайна. Та, которую ты поклялся хранить. Та, что связана с ритуалом, да?

Глеб не ответил, но мне и не нужно было.

Внезапно сделалось душно, словно кто-то перекрыл кислород. Ладони вспотели, а в груди полыхнул жар.

Мишель предупреждал меня не зря. Древний знал, что говорит. Теперь вот и Глеб... Я вспомнила его безумный взгляд в день, когда пришел Рихар. И слова: «Мы все умрем». Головоломка начала складываться причудливым образом, меняя представления о событиях.

От навязчивых мыслей разболелась голова, и еще больше потянуло в сон, но я запретила тебе быть слабой.

– Ритуал... ослабил меня, верно? Но самое главное – это хорошо? – Глеб открыл рот, но я вытянула руку вперед, призывая к молчанию. – Нет, не говори. Даже Мишель не признался, а ведь он древний. Значит, верит в кару за нарушение клятвы.

Глеб промолчал, только крепче сжал мою руку.

В принципе, мне и не нужно было, чтобы он объяснял. Кусочки мозаики удивительным образом сложились в некую картину, пусть неполную, но понятную. Более или менее.

Драугру нужен кен сольвейга. Чем больше кена я соберу, тем лучше. Ритуал изгнания Девяти – самое страшное событие моей жизни – ослабил меня. И тем самым избавил от смерти. А еще дал возможность Владу стать сильнее. Хороший ход. Циничный, бесчеловечный, но хороший. Только зачем он был нужен, если можно заставить меня отречься. Или изгнать из племени? Зачем спасать меня ценой опасности для атли?

Я не узнаю точно, пока не спрошу Влада. Вернее, пока он не ответит. А он не ответит – продолжит прятаться за мнимыми опасениями, полностью уверенный в собственной правоте. Интересно, что он думает, я предприму? Заболею паранойей и начну высматривать в каждом незнакомце драугра? Или доведу себя до истощения, чтобы мой кен ему не достался? Впрочем, в последнем я преуспела.

Внезапно я поняла, куда деваются сольвейги в конце концов. Они просто умирают. А еще умирают те, кто с ними рядом. Из-за их треклятого кена!

Да, бесспорно, самый лучший выход для атли – чтобы я отреклась. Ведь тогда племя потеряет для драугра всякий интерес. Самое странное, что я сама хотела отречься. Черт, да я бы отреклась – еще в самом начале, когда узнала, что Влад – вождь атли. Но он не позволил. Почему?