Трудный ребенок - [24]

Я опешила от таких прямых вопросов, несколько раз вздохнула, а потом вспомнила, что я взрослая, и строго спросила:

– А тебе не рано еще говорить о таких вещах?

Мальчик пожал плечами и невозмутимо ответил:

– Я – наследник атли. Отец от меня не кроется.

Дима присел рядом с Кирой, скрестил ноги и начал помогать в строительстве. А у меня перехватило дух. И от невероятного, мистического сходства – во взгляде, в жестах, мимике. И от детской непосредственности. И от странной, непонятно откуда взявшейся нежности вперемешку с сожалением.

– Он... отец говорил тебе о Кире? – спросила я сиплым, огрубевшим от волнения голосом.

– Конечно, – мальчик кивнул, не оборачиваясь. – И о тебе говорил много.

Сердце стукнуло глухо и остановилось. На секунду. А затем понеслось галопом. И почему я так реагирую на этого мальчика и на его слова?

В памяти всплыл теплый сентябрьский вечер пятилетней давности. Я сама, по сути, была ребенком. Наивным, доверчивым. Почти еще школьница. Сидела в кресле и читала Ремарка. Иногда из-под полуопущенных ресниц смотрела, как Влад сосредоточенно вчитывается в какие-то деловые бумаги. И мысль – яркая, как вспышка. Я хочу от него детей. Мальчика – чтобы у него были такие же пронзительные, необыкновенные глаза...

И вот он сидит передо мной – этот мальчик. Только родила его не я.

– Вот как? И что же он говорил? – вырвалось у меня против воли.

Боже, что я делаю? Пытаю ребенка, которому девочек в школе за косички дергать рано. Но любопытство оказалось сильнее меня. Дима поднял голову и посмотрел очень серьезно, немного изучающе.

– Ты пророчица. А еще ты убила древнего. Это очень круто! – Он нахмурился. – Я бы хотел хоть раз убить древнего.

Я невольно покачала головой. Маленький мальчик, что с него взять? Войнушки – это круто, энергии масса, страхов никаких.

Но вслух сказала только:

– Лучше бы тебе никогда не встречать древнего вживую...

Дима пропустил мои слова мимо ушей или просто не услышал, заигравшись с Кирой.

Напряжение нарастало с каждой минутой. Больная фантазия рисовала ужасные сцены будущего, и я боялась отвести от Киры взгляд, словно она могла в момент исчезнуть из поля зрения. Видение к вечеру вновь стало устрашающим и неизбежным.

Уложив дочь, я еще долго стояла у окна и вглядывалась в усыпанное звездами небо. Занавески медленно покачивались, впуская в комнату свежий воздух. Спать не хотелось, но усталость осела в мышцах, проникла в кровь, и каждое движение давалось с трудом.

Чьи-то руки легли мне на плечи, и я вздрогнула.

– Отдохни, – мягко произнес Влад. – Ты ничего не выиграешь, если будешь тут стоять.

– Я боюсь, – честно призналась я. – Что если Оля...

– Мы найдем ее! – оборвал он и развернул меня к себе. Заглянул в глаза – такой близкий – и мне захотелось поверить всему, что он скажет.

– Хорошо.

Голос сорвался на хрип, и я вдруг поняла: я не хочу, чтобы он отпускал меня. Чертово проклятие или нет – плевать! Я устала бороться с собой, быть сильной. Устала от недопониманий и боли.

Признать, что я все еще хочу его – так сложно. Но неизбежно. Возможно, я просто неправильная или с отклонениями. Любить его нельзя, но я люблю.

Влад тоже смотрел на меня. Провел рукой по щеке. Черт, как же приятно! Забыть все: его предательства, ложь, многочисленных женщин. На миг погрузиться в его ваниль, ощутить принадлежность...

А потом он разорвал нить. Отвел взгляд, взглянул на кроватку Киры и отступил на шаг.

Я с шумом выдохнула, избавляясь от наваждения.

– Поспи, я сегодня не буду ложиться, – произнес Влад глухо. На меня не смотрел.

Я кивнула и, как была, в одежде, улеглась и поджала под себя ноги.

Сон не шел долго, и я из-под полуопущенных век наблюдала за Владом. Он был подавлен, и от этого в груди невыносимо щемило. Хотелось, чтобы он улыбнулся и сказал с уверенностью, что мы справимся. Но он пристально смотрел на спящую Киру и молчал.

Не знаю, когда я провалилась в пустоту. Снов не было, я словно зависла в вакууме, не в состоянии вырваться, очнуться. И в этом вакууме мне было беспокойно, тревожно, словно я что-то теряю и не могу понять, что.

Проснулась я от резкого звука. Распахнула глаза и резко подскочила.

Разбитая настольная лампа лежала на ковре, абажур откатился в угол. Влад замер у комода. Лицо его было, как всегда, непроницаемым, но я уловила отголоски ярости и бессилия. А напротив, у распахнутой настежь балконной двери стоял охотник и держал на руках мою дочь.

– Больно? – тихо спросил он, не сводя взгляда с вождя атли.

Влад не ответил – продолжал буравить его взглядом и словно готовился к нападению.

Волосы древнего отливали серебром в приглушенном свете бра, взгляд был резким и почти безумным. На вид охотнику было лет сорок, не больше. Но я-то знала, что на самом деле он очень стар.

– Мишель... – вырвалось у меня, и я притихла, так как охотник повернулся ко мне. Дыхание застряло в горле, когда по жиле прошлись его смертоносные щупальца. – Прошу, не трогай ребенка...

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – произнес он шелестящим голосом и покачал головой. – Совсем не изменилась. Все такая же... светлая...

– Отпусти ребенка и девушку, – глухо сказал Влад. – И решим все по-мужски. Здесь и сейчас.