Трудный поединок - [2]

Так получилось, что прокурор города задержал Гольста больше, чем на час. И когда старший следователь возвратился в свой кабинет, его ждала посетительница.

Ей было лет тридцать. В платье из недорогой шерсти, сером пуховом платке, раскрасневшаяся не то от мороза, не то от волнения, она попросила следователя прокуратуры принять ее и выслушать.

Гольст посмотрел на часы – шесть. Решив, что он еще успеет за сыном, Георгий Робертович пригласил женщину сесть.

Она несмело присела на стул, скинув платок на плечи. Короткая стрижка под мальчика. Волосы темные, густые. Лицо смуглое, глаза карие. Было в ней что-то южное, может быть, кавказское. Гольст попросил представиться.

– Тамара… Тамара Кулагина я,– поспешно ответила женщина.– По мужу…

Выговор у нее был с фрикативным «г». Так говорят на Украине и на юге России.

– Работаю на автозаводе,– продолжала Кулагина.– Машинисткой.

Гольст уже успел обратить внимание на ее наманикюренные ногти. А рука у Тамары была широкая, крестьянская.

– Понимаете, товарищ следователь,– срывающимся от волнения голосом произнесла посетительница,– сестренка моя пропала… Нина…

– Давно?

– С полгода уже прошло.

– А поточнее вы можете сказать?

– Валериан Ипатьевич говорит, что она уехала от него двенадцатого июля прошлого года.

– Кто такой Валериан Ипатьевич?

– Как кто? – удивилась Кулагина.– Ее муж. Валериан Ипатьевич Дунайский. Да вы его, наверное, знаете. Он сам врач, но работает при МУРе, на Петровке, 38. Убитых и раненых осматривает. Одним словом, милиции помогает…

В 1930-1932 годах Гольст работал в Московском губернском суде следователем по надзору за МУРом – Московским уголовным розыском (тогда следователи еще подчинялись суду). Дунайского он помнил с тех времен. Тот действительно был судебным медиком при МУРе. Да и теперь Георгию Робертовичу приходилось иногда встречаться с Дунайским по работе. Молчаливый, сдержанный, даже немного надменный, он был при этом хорошим специалистом…

– Дунайский, говорите? – переспросил Гольст, удивившись в свою очередь, почему Тамара Кулагина пришла за помощью в прокуратуру, если муж пропавшей служит при таком учреждении, которому сам бог велел заниматься розыском пропавших.

– Ну да! – подтвердила Кулагина, доставая из ридикюля платочек, обшитый кружевами.– Одна ведь у меня сестренка,– всхлипнула Тамара, прижимая платочек к глазам.– И я у нее одна…

– Успокойтесь, пожалуйста,– мягко сказал Гольст.– Расскажите, почему вы решили, что ваша сестра пропала?

– Валериан Ипатьевич сам сказал. И заявление в милицию подал, говорит, в конце августа. Фотографии тоже передал туда… Чтобы разыскали…

– А вы что, редко встречались с сестрой?

Кулагина вздохнула:

– Раньше чуть ли не каждый день. А потом Валериан Ипатьевич стал против…

– Почему, если, конечно, не секрет?

– Почему…– Она снова вздохнула.– Молодая Нина, красивая. Младше его на десять лет. Ревновал, значит…

– К вам? – удивился Гольст.

– Да нет. Я хотела Нину на работу пристроить, а он против…

– Она что, не работала?

– Валериан Ипатьевич…– Кулагина махнула рукой.– Словом, около себя держал… Я Нину потихоньку учила печатать на машинке… А что ей дома сидеть? Посмотрите, что вокруг делается? Девушки, чтобы быть полезными, даже на Дальний Восток едут. А он… Короче говоря, в марте прошлого года у Валериана Ипатьевича с моим мужем ссора вышла. Мой муж слесарем на ЗИСе работает. Федор его зовут… Как раз мой день рождения был, Нина с Валерианом Ипатьевичем пришла. Федор вроде пошутил. Вы, говорит, Валериан Ипатьевич, свою жену словно царевну Несмеяну в тереме держите. Тот на рожон. Я, говорит, в твой монастырь со своим уставом не лезу, и ты не суйся… Слово за слово. Сцепились, чуть не до драки дошло. Валериан Ипатьевич Нину увел. Дверью хлопнул… С тех пор я сестру не видела. Сама я, дура, не звонила, потому что она младшая и должна старшую уважать. А Нина, видимо, боялась… И вдруг к нам приезжает сам Валериан Ипатьевич. Сидим мы за столом, это было пятнадцатого июля, я запомнила, у мужа день получки… Думаю, помириться пришел. Только удивилась, почему без Нины. А он весь серый какой-то, глаза запали. Вызвал меня и говорит: не знаю ли я, где Нина, три дня, мол, прошло, как она ушла из дома… Я удивилась. К столу его приглашаю, а он отказывается…

– Значит, с того времени полгода прошло,– заметил Гольст.– Ну, а дальше что?

– Ушел Валериан Ипатьевич. Потом звонил чуть ли не каждый день. Все спрашивал, нет ли от Нины весточки,– всхлипнула Кулагина.

– А может быть, она у кого-нибудь из ваших родственников?– спросил Георгий Робертович, подождав, пока Тамара успокоится.

– Да что вы, товарищ следователь! – отмахнулась Кулагина.– У нас из родных осталась одна мамаша. Почти слепая. Ей-то я сразу написала. Но она о Нине ничего не слышала. Не приезжала она к ней.

– Где живет ваша мать?

– В колхозе. Под Батайском.

– Вы сами оттуда?

– Мы ростовские. В гражданскую войну потерялись. Нина еще совсем малышкой была. Милостыню просили, в подвалах ночевали.– Кулагина тяжело вздохнула.– Помыкали горюшка. Хорошо еще, что воровать не стали, не сбились с пути… В детдом нас определили. Потом уж мамаша разыскала…