Трудный переход - [19]

БОЙ У РЕКИ

В роте ждала Андреева новость, которой он сразу и не поверил: подорвался на мине лейтенант Васенев.

— Как подорвался? — выдохнул пораженный Андреев, готовый взять Трусова, сообщившего это, за грудки. — Ты в своем уме?

— Не до смерти, — поправился Трусов, обидевшийся на старшего сержанта за то, что тот ему не поверил. — На «пудреницу» наступил.

Это уже легче. Если бы подорвался на противотанковой, от лейтенанта не осталось бы и подметок сапог. А противопехотная мина — «пудреница» — до смерти не убивает, она калечит.

— И сильно его?

— Ступню раздробило. Правую.

Вот-вот, для того эта мина и предназначалась — калечить ноги. Кто подрывался на ней, оставался жив, но солдатом никогда уже быть не мог. А Васенев мечтал жизнь посвятить военной службе.

— Как его угораздило?

— Землянку проверял. Все проверил, ничего не нашел. Он же с миноискателем ходил. Метрах в пяти от землянки и наткнулся на «пудреницу». Под щепкой лежала. Как змея подколодная.

Васенев лежал в лесочке. Возле него хлопотал Гордей Фомич. Он только что привел двуколку и сейчас готовил на дне подстилку — рвал папоротник, приговаривая:

— Соорудим, мягко будет, товарищ командир, вот беда-то какая. И не расстраивайтесь, главное — живы, молодой еще — заживет.

Рядом с Васеневым сидел капитан Курнышев, пришибленный, скучный, обхватив колени руками и держа в зубах травинку. Странно было видеть ротного, всегда деятельного и бодрого, в такой отрешенной позе. Правая нога у Васенева была завернута в плащ-палатку и походила на зеленый чурбан.

Андреев опустился на колени рядом с капитаном и обратил внимание на то, как заметно побледнел Васенев. Веки у него прикрыты, но все равно не могли сдержать слез. Они выкатывались светлыми капельками, скапливались в глазницах и, переполнив их, падали к вискам.

— Хватит слез, лейтенант, — проговорил Курнышев, выплевывая травинку. — Будь солдатом. Прав Гордеев — молодой еще, заживет. Ногу тебе подлатают, ступню сделают искусственную, и будешь ты еще спринтером.

— Я не потому плачу, — сказал Васенев, не открывая глаз. — Я о другом…

— А больше тебе не о чем печалиться.

— А помните, в прошлом году подорвался Женя Афанасьев?

— Ну и что?

— Так я ж на него тогда рапорт написал.

— Эк о чем вспомнил! — рассердился капитан. — Выбрось это из головы!

Да, Андреев отчетливо представил себе ту историю. День сегодня выдался такой, что ли, все приходится вспоминать. Час назад вспоминал капитана Анжерова. А сейчас вот — Женю Афанасьева. Васенев тогда решил, что Афанасьев специально прыгнул на «пудреницу», чтоб повредить ногу и так отбояриться от фронта. Лейтенант написал по этому случаю рапорт Курнышеву. Капитан рапорт не взял, и Васеневу пришлось его порвать. А сегодня повторил афанасьевскую историю сам. Парадокс! И мучила Васенева совесть: не копай другому яму, провалишься в нее сам. Женю увозили в медсанбат на той же двуколке, везла ее та же гнедая лошадь. И возница тот же — плотный украинец, кривоногий и неповоротливый.

— Обидно, товарищ капитан. — Васенев рукавом стер слезы, открыл глаза и увидел Андреева. Улыбнулся ему вымученно и посетовал: — Влип я, старший сержант, ох, как глупо влип.

— Могло быть хуже, — успокоил его Григорий, хотя чувствовал, что сказал не те слова. Но неожиданно его поддержал Курнышев:

— Вот именно! И давай без мокроты. Лечись хорошенько, а после войны приглашай нас с Григорием в гости.

Подошел Гордей Фомич и сказал:

— Так что все готово, можно трогать.

— Укладывайте в повозку, — поднялся капитан, опять становясь деятельным и обычным. — Только осторожнее.

Гордей Фомич с ездовым подняли Васенева на руки, им помог Андреев, поддерживая лейтенанту голову. Васенев опять заплакал, морщась так, будто проглотил чего-то кислого.

Васенева увезли. Гордей Фомич вздохнул:

— Вот она жизнь-то наша какая.

Курнышев глянул на него строго, и Гордей Фомич отправился искать свой взвод.

— Принимай команду, — приказал Курнышев Андрееву. А Григорий мысленно провожал повозку, и смысл сказанного капитаном дошел до него не сразу.

— Приказ понятен? — свел у переносья свои белесые брови Курнышев.

— Так точно! — вытянулся по стойке «смирно» Андреев. — Есть принимать взвод!

— Смотри, будь осторожен, хватит с меня одного Васенева! И чтоб к минам не подходить. Герои выискались: мол, вот какие мы хорошие, вместе с солдатами работаем. И наработались. У солдат постоянный навык, а у вас его нет. Иди!

Давно так сердито не разговаривал капитан с Андреевым. Но Григорий не обиделся. Курнышева понять легко — потерял толкового взводного. ЧП!

Наши войска, окончательно сломив противника, устремились на запад. Батальон, построившись поротно, влился в общий поток войск. Шли день, делая короткие привалы, шли до самых сумерек, падая от усталости. Ночь прокоротали в придорожном березняке и с рассветом двинулись дальше. Дорога то пряталась в лесу, то выбегала на открытое место. Войск на дороге становилось все меньше и меньше. Пехота и танки обживали леса, ожидая приказа двигаться дальше. А батальону Малашенко приказа остановиться не было. В пасмурный полдень вышли на опушку соснового леса и здесь задержались. Снаряд, разорвавшийся недалеко от опушки, засвидетельствовал, что впереди наших нет. Был приказ окопаться. Грунт оказался песчаным, и окопались без особых затруднений.