Трудный день - [2]

— И вы хотите ехать за метеоритом? — спросил Владимир Ильич, когда Коршунов сделал паузу.

— Да, — ответил тот. — Совершенно верно. Хочу ехать за метеоритом. — И поспешил добавить: — Я понимаю, что сейчас не до них… Я буду просить совсем немного. Обидно, когда за границей создаются общества по изучению нашего русского метеорита, а мы…

— Нет, нет, нет, — быстро произнес Ленин. — Заграница здесь ни к чему. Пусть и не мечтают. Что нужно для вашей экспедиции?

— Я заготовил. — Коршунов из внутреннего кармана пиджака достал вдвое сложенные листы бумаги. — Я старался скромно, Владимир Ильич…

Ленин стал читать список, и чем больше он в него углублялся, тем больше хмурился. Коршунову показалось, что печаль, которой ни разу не замечал он у Ленина, сейчас ясно проступила на его лице. Потом Владимир Ильич положил эти листы на стол, провел по ним левой рукой, разглаживая, и обратил к ученому свое суровое и все еще, как казалось тому, печальное лицо.

Коршунов медленно поднял глаза на Ленина и неуверенно произнес:

— Хотя… список можно еще сократить. Хлеба меньше… Да и с приборами… Теодолит можно один сбросить, кроме того…

Ленин смотрел мимо ученого, в угол кабинета, казалось, не слушал и уже не замечал его присутствия.

— Теодолит сбросить, — повторил он, переводя взгляд сощуренных глаз на Коршунова, резко отодвинул свое плетеное кресло и, как бы в недовольстве и удивлении ударив пальцами по бумаге, вышел из-за стола.

Стараясь не смотреть на Коршунова, он сунул руки в карманы и зашагал по кабинету.

— Там же тайга, — заговорил Ленин резко и твердо, словно стараясь помочь ученому уяснить положение вещей. — Тысячи верст непролазной и путаной тайги. Бурные реки. Зверье. Бездорожье. И ни души на сотни верст… Вы понимаете это? — Он остановился. — Вы все это понимаете, — сказал Владимир Ильич более мягко и, снова посмотрев на список, продолжал: — «Фунт хлеба в день, пять фунтов сахара на всех, табаку…» — читал он, и в голосе его слышались то суровость, то недовольство, то удивление, то вдруг покрывавшая все это печаль.

— Сахар можно сбросить, а табак, извините, необходим: от комаров спасает, — строго заметил ученый.

Точно не слыша, Владимир Ильич продолжал:

— «Меха для футляров под инструменты». Под инструменты! — повторил он.

Коршунов поднялся, и стекла очков его, в которых отразились окна, засверкали. Была в нем решимость человека, идущего на последнее средство.

— Владимир Ильич! — громко и твердо сказал он. — Товарищ Ленин! Нужно ехать! Поймите, нам выпало счастье. Не на чью-нибудь, а именно на нашу территорию упал этот метеорит! Редкое явление! А мы?.. Упади он во Франции, Америке — представляете, сколько — и каких! — экспедиций устремилось бы к нему! Да, мы нищие, голодные, нас душат интервенты, но, в конце концов, редкая возможность предоставлена только нам. Мировая наука не виновата, что мы нищие. Нужно ехать, Владимир Ильич!

И Коршунов снова сел в кресло.

— Ах ты, боже мой! — воскликнул Ленин и подошел к ученому. — Конечно, нужно, необыкновенный человек, Леонид Алексеевич. То, что вы просите, мы дадим. Но этого же мало! Разве с таким оснащением едут в Сибирь?! Его может хватить для экспедиции в Подмосковье! Это же крохи! Обидно, обидно! — повторил Ленин и заговорил непримиримо и настойчиво: — Пожалуйста, не чувствуйте себя просителями. Вы же — ученые, редкие, удивительные люди, — наше будущее! Наследники великой русской науки! Цените себя и требуйте, а не просите! Жаль, что таким людям, как вы, мы не можем еще предоставить всего необходимого, всего, что они заслуживают! Но ничего! Дайте нам только срок!

— А-а… — растерянно произнес Коршунов, глядя на Ленина. Хотел сказать что-то еще, но лишь облегченно вздохнул и провел рукой по лбу, вытирая пот.

Ленин подошел к ученому, участливо спросил.

— Леонид Алексеевич, а если мы дадим только то, что написано здесь, вот в этом архиробком списке? — указал он рукой на бумаги Коршунова. — Поедете?

— Владимир Ильич, я и не мечтаю о большем! Вот сойдет снег, подготовимся и поедем. И, ей-богу, больше ничего не надо. Ведь у вас и так все просят, все с вас тянут… А откуда брать?

— Поедете? — переспросил Ленин.

— Да, поеду.

— И больше ничего не попросите?

— Нет, ничего.

— Ничего, Леонид Алексеевич? — допытывался Ленин.

— Ничего.

Ленин недовольно кашлянул. Потом взглянул куда-то вниз, под стол, и грустно улыбнулся.

— А нуте-с, батенька Леонид Алексеевич, подойдите к этому окну.

— Зачем, Владимир Ильич?

— Я вас прошу, Леонид Алексеевич. Подойдите к этому окну! Сделайте мне одолжение. — И Ленин добавил, озорно погрозив пальцем: — Знаю я вас!

— Нет, Владимир Ильич. Если вы согласны, я, пожалуй, не буду отнимать у вас время…

— Нет, — добродушно сказал Ленин. — Я еще не согласен. Будьте любезны, подойдите к этому окну, Леонид Алексеевич.

Коршунов неохотно встал и в нерешительности, чего-то ожидая, смотрел на Ленина.

Но Ленин тоже не спускал с него глаз.

— Ну, — настаивал он, — выходите.

— Пожалуйста, — Коршунов решился и вышел из-за стола.

Ленин посмотрел на ноги ученого и сказал:

— Ну вот. Так оно и есть. В чем же вы, дорогой Леонид Алексеевич, поедете в тайгу? В этих рваных башмаках, которые расползутся на пятой версте от Москвы?