Трудные рубежи - [13]

Ожесточенные схватки велись почти за каждое здание. Неприятель предпринимал отчаянные попытки отбить утраченные позиции, но все они потерпели не удачу. К вечеру город был полностью очищен от противника. Панфиловцы взяли в плен несколько сот солдат -и офицеров, захватили большие трофеи.

В этот же день 4-я ударная армия штурмом овладела Даугавпилсом. К нашему огорчению, отступивший противник сумел-таки взорвать все мосты через Даугаву. Войска сразу же стали наводить переправы.

Когда на фронтовом командном пункте появился начальник военных сообщений полковник Н. П. Пидоренко, я поинтересовался:

- "Скорпиона", или как там его... удалось захватить?

- Да.

- Где же он?

- На станции Резекне.

- Действительно что-нибудь стоящее?..

- Хотите посмотреть?

Я не возражал. Мы отправились в Резекне. Город сильно пострадал. По его главным магистралям можно было пройти только пешком. Разрушения произвели на меня очень тягостное впечатление. На станции та же картина: сплющенные, обгорелые и опрокинутые вагоны, платформы, паровозы, развороченные пути. Не имея возможности вывезти все это, гитлеровцы сталкивали эшелон с эшелоном.

А вот и пресловутый "скорпион" (в документах его именовали крюком). Он был цел и невредим. Почему так получилось, объяснить никто не мог. Мы осмотрели громоздкое приспособление, сфотографировали. Кто-то из подчиненных Пидоренко сообщил некоторые данные о его "производительности". Оказалось, что "крюк" может разрушать до 6 километров дороги в час.

- По теперешнему положению гитлеровцев не так уж и много, - шутливо заметил я.

Войска продолжали продвигаться на запад. 4-я ударная армия форсировала Даугаву.

Вот когда пригодились нам сведения, добытые разведывательными группами.

После того как территория, на которой они действовали, была освобождена, мой помощник полковник М. С, Маслов снова послал их во вражеский тыл. На некоторое время при штабе были оставлены лишь Чупров, Розенблюм, Вильман и работавшие вместе с ними разведчики. Они накопили много ценных сведений об обороне противника, которые нас очень интересовали. Я и Маслов решили побеседовать с ними лично.

Круглолицый, с веселыми светлыми глазами Павел Чупров подробно рассказал нам об укреплениях на линии Валга - Гулбене - Крустпилс. Вынув небольшую карту, всю испещренную какими-то пометками, он стал водить по ней карандашом.

- Это рубеж "Валга",-объяснил Чупров. - Глубина его пять - семь километров. Состоит из нескольких позиций. Перед первой - болотистая низменность...

Чупров обстоятельно докладывал все, что знал. А знал он, надо сказать, немало.

Иосиф Вильман дал детальную характеристику рубежа, протянувшегося от Айнажи до Кокнесе.

- Его именуют "Цесис".

- А вы сами-то его видели? - спросил я разведчиков.

Ответил Чупров:

- Только на отдельных участках. Главным образом между городами и вдали от шоссейных дорог. Один наш товарищ пытался пройти вдоль всей линии, но попался. Сам я тоже чуть не угодил в ловушку под "Цесисом".

Лейтенант Розенблюм со своими ребятами в последнее время был в партизанской бригаде Ратыньша. Ему удалось узнать, что в 10-15 километрах от Риги немцы строят еще одно оборонительное кольцо.

Полученная информация пригодилась нам. Хорошо зная слабые места неприятеля, мы с меньшей затратой сил преодолевали его сопротивление. К исходу 27 июля наши армии вместе с правофланговыми соединениями 1-го Прибалтийского фронта продвинулись на 50-75 километров. В восточной части Латвии - Латгалии остались неосвобожденными всего лишь три района.

В Даугавпилс переехали Центральный Комитет Коммунистической партии Латвии и правительство республики. Они сразу же взялись за восстановление разрушенного оккупантами народного хозяйства.

На освобожденной земле начиналась мирная жизнь. ...Вечером в блиндаже мы включили приемник и услышали голос Левитана. Диктор читал приказ Верховного Главнокомандующего:

- "...В честь побед Второго Прибалтийского фронта, освободившего города Даугавпилс и Резекне, произвести салют из двухсот двадцати орудий..."

Мы замерли, прислушиваясь к потрескиваниям и шороху в эфире. Наконец до нас донесся торжественный гром салюта. Один залп, другой, третий...

Мы сидели, с трудом сдерживая счастливое волнение.

Я и Михаил Степанович Маслов допрашивали пленных. Перед нами стояли двое: один - пожилой ефрейтор в изодранном мундире, с худым, небритым лицом, второй - совсем подросток, голубоглазый и узкоплечий. Тонкая шея его по-цыплячьи выглядывала из слишком свободного ворота мундира.

Старший оказался крестьянином из Восточной Пруссии. Ответив на вопрос полковника Маслова, он неожиданно добавил:

- А вообще... надоело все это... В победу теперь уже мало кто верит. Некоторые говорят об этом вслух, не опасаясь осведомителей гестапо.

- Почему же тогда не прекращаете сопротивления?

Ефрейтор долго молчит, потом роняет:

- Это не так просто сделать...

О том, как в гитлеровских войсках расправлялись с колеблющимися, мы знали. В приказе командующего группой армий "Север", который нам раздобыл разведчик Д. А. Розенблюм, были такие строки:

"Всякий, кто сделает хоть шаг, чтобы без разрешения покинуть занимаемое место, будет расстрелян. Командирам дивизий и полков сейчас, более чем когда-либо, лично следить за тем, чтобы всякая попытка к отходу пресекалась оружием".