Трудные дни сорок первого - [7]

Собираясь с мыслями, Конев помолчал, затем, загибая пальцы, стал перечислять, на что в первую очередь должны мы обратить свое внимание. Некоторую пашу недоработку он видел в том, что политруки формируемых рот, секретари партийных и комсомольских организаций нуждались в постоянной помощи — люди-то там все новые, а политорганы оказывали ее недостаточно. Раз. Изучение требований приказа Наркома обороны о подготовке к защите Родины настоящим образом велось, так сказать, в общих масштабах, без учета конкретных задач, стоявших перед стрелками, танкистами, артиллеристами, связистами, саперами и воинами других родов войск. Два. По материалам XVIII съезда партии непременно надо провести семинар, и чтобы с докладами на нем выступили командиры и политработники соединений. Три…

— Вы можете, товарищ Сорокин, спросить, — сказал в заключение Иван Степанович, — а где на все эго взять время? Резерв один: высочайшая организованность, дисциплинированность, деловитость. И еще — энтузиазм. Да, да, энтузиазм всего личного состава — от красноармейца до командующего армией.

При последних словах глаза Конева потеплели, уголки губ дрогнули в доброй улыбке.

— Впрочем, у самого Лукина энтузиазма предостаточно! — И удивленно развел руки: — Смотрите-ка, что получается, начали мы разговор несколько дней назад с Михаила Федоровича и заканчиваем им же. А знаете почему? Потому что и человек он отличный, и командир настоящий. С ним не страшно и в огонь, и в воду. В общем, Константин Леонтьевич, — кажется, впервые назвал меня Конев по имени и отчеству, — считайте: с командармом вам повезло.

Я так и считал. И не только я — все, кто находился под началом Лукина, буквально души в нем не чаяли. За исключительную душевность и отзывчивость. За никогда не покидавшие его чувство юмора и умение оставаться ровным, спокойным даже в самой сложной обстановке. А еще за отличное знание своего дела, неиссякаемую энергию и бьющую ключом инициативу. Кстати, именно эти черты характера и помогли ему стать тем, кем он стал. Сын бедных, едва перебивавшихся с хлеба на квас родителей, Михаил Федорович в первую мировую войну командовал ротой. Революцию принял с радостью, с открытым сердцем, сразу же перешел на сторону борцов за Советскую власть. В девятнадцатом году, во время сражения за Царицын, вступил в партию. Ему доверили командование полком, потом бригадой, дивизией. В тридцатые годы был начальником командного отдела Управления кадров Рабоче-Крестьянской Красной Армии, затем военным комендантом Москвы. Перед назначением на должность командующего 16-й армией служил начальником штаба и заместителем командующего войсками Сибирского военного округа…

Под стать командарму, людьми большого жизненного опыта и человеческого обаяния, оказались член Военного совета дивизионный комиссар А. А. Лобачев, к слову сказать, мой однокурсник по Военно-политической академии имени В. И. Ленина, и начальник штаба полковник М. А. Шалин. За плечами Лобачева, коммуниста с двадцатилетиям стажем, была гражданская война, были на всю жизнь врезавшиеся в память встречи с Владимиром Ильичем Лениным, Михаилом Ивановичем Калининым, Сергеем Мироновичем Кировым… Суровую школу гражданской войны прошел и Шалин. При подавлении кронштадтского мятежа он командовал ударным отрядом. Как — красноречиво свидетельствовал орден Красного Знамени, которым его наградила тогда молодая Республика Советов. В тридцатых годах Михаил Алексеевич окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе.

Вот этот-то треугольник — Лукин, Лобачев, Шалин, — опираясь на политические органы, партийные и комсомольские организации, на передовых командиров и бойцов, и направлял решение поставленных перед вновь создаваемой армией боевых задач. И решались они вполне успешно, что подтвердили окружные тактические учения, явившиеся для нас экзаменом на воинскую зрелость.

4

Проводились учения в сентябре 1940 года. Руководил ими генерал-лейтенант Конев. Не было, пожалуй, такой части, как оборонявшейся так и наступавшей, в которой бы он не побывал. И если в действиях личного состава замечал те или иные упущения, требовал незамедлительно ликвидировать их. Особенно внимательно, можно сказать даже придирчиво, проверял командующий новые формирования. Тут от его взгляда не ускользал ни один недостаток. Плохо подогнано на красноармейце снаряжение, кое-как оборудована огневая позиция артиллеристов или путано, неграмотно подана команда — все замечал Иван Степанович и приказывал немедленно устранить нарушение. Иногда, не повышая голоса, строго спрашивал:

— А если бы подобное произошло в реальном бою?

Оплошавший готов был провалиться сквозь землю. Зато как приободрялись люди, когда слышали похвалу! А такое случалось довольно часто, ибо и оборонялись, и наступали бойцы и командиры с полным напряжением сил. И конечно же в первых рядах, как всегда, были коммунисты. Среди них командир отделения третьей роты 381-го стрелкового полка сержант В. А. Ткаченко. Его подчиненные хорошо применялись к местности, быстро окапывались, метко стреляли по целям, в том числе и движущимся. И. С. Конев внимательно и сосредоточенно наблюдал за их умелыми, четкими действиями. Вот впереди, в траншее, показалась вырезанная из фанеры фигурка бегущего «противника» — и на огневом рубеже, занятом отделением Ткаченко, тотчас прогремел выстрел.