Трудные дни сорок первого - [5]

Сдав чемоданчик в камеру хранения на Казанском вокзале, я поехал на Арбат, поблизости с которым было расположено здание Главного управления политпропаганды Красной Армии. Здесь, к большой своей радости, встретился с товарищем по академии Дмитрием Александровичем Лестевым, как и я, оказавшимся в Москве проездом.

— Как вы кстати! — увидев нас вместе, воскликнул работник Главного управления политпропаганды полковой комиссар А. И. Лепехин. — Хотели вас специально вызывать, а вы тут сами… — Засмеялся: — Вот уж действительно на ловца и зверь бежит.

Мы с Дмитрием Александровичем недоуменно переглянулись: что бы это значило? А вскоре все выяснилось. Нас принял армейский комиссар 1 ранга Л. З. Мехлис, в то время начальник Главного управления политпропаганды Красной Армии. После довольно продолжительной беседы он сказал:

— Ну что ж, товарищи, поздравляю вас с новым назначением. Это вам, — Мехлис протянул Лестеву предписание на должность начальника отдела политической пропаганды 8-й армии, — а это вам…

Я назначался в 16-ю армию, и тоже начальником отдела политпропаганды.

Скажу откровенно: к новому месту службы я ехал в приподнятом настроении и с большим желанием. Да, я знал, что дело предстоит трудное, но это-то как раз и привлекало меня, ибо к тому времени успел накопить определенный опыт политической работы в войсках. Начал ее еще в 1924 году. Тогда, после окончания Военно-политического училища имени Совета Народных Комиссаров Украины в Харькове, меня назначили политруком бронедивизиона в Ростове-на-Дону. Затем был политруком военного конезавода имени Первой Копной армии, где, к слову сказать, выращивались отличные лошади для кавалерии; политруком Ростовского окружного военного госпиталя; политруком роты конвойной бригады, после чего — отдельной конвойной роты. В 1932 году стал инструктором политического отдела бригады, а затем инструктором по пропаганде политотдела дивизии. Словом, прошел обычный для многих политработников того времени путь.

С поезда я сошел в один из летних теплых вечеров на маленьком разъезде. Неподалеку от железной дороги была развернута большая зеленая палатка, в которой размещались штаб и отдел политической пропаганды вновь формируемой армии. Там я встретился с генералом М. Ф. Лукиным и дивизионным комиссаром А. А. Лобачевым.

С этой зеленой брезентовой палатки и начиналась паша 16-я. В ту пору в Читу с Дальнего Востока прибыл Иван Степанович Конев и вступил в командование войсками Забайкальского военного округа. Опытный военачальник, коммунист, он очень многое сделал для успешного формирования, материального обеспечения и подготовки личного состава армии к тем исключительно суровым испытаниям, которые в скором времени выпали на ее долю.

На Военном совете округа, где присутствовали все начальники родов войск и тыловых органов, были поставлены четкие задачи по формированию новых соединений, их дислокации и строительству. Конев сразу же предупредил, что у нас нет такой возможности, чтобы сначала обзаводиться жильем, а потом приниматься за учебу.

— Такое нам никто не разрешит, да и сами вы понимаете, — говорил Иван Степанович, — в какой обстановке живем. Поэтому будем решать одновременно две задачи: и строить землянки под казармы, столовые, и заниматься боевой и политической подготовкой.

— Да, товарищи, непременно — и политической, — как бы продолжая и развивая мысль командующего, сказал член Военного совета округа дивизионный комиссар Д. Л. Гапанович. — С первых же дней воспитывайте своих подчиненных не только умелыми стрелками, пулеметчиками, артиллеристами, но и политическими бойцами. А для этого уже сейчас, не дожидаясь специальных директив, там, где можно, оформляйте партийные и комсомольские организации. — Гапанович сделал небольшую паузу, остановил взгляд на мне. — Вы, товарищ Сорокин, особое внимание обратите на подбор и расстановку политических кадров, с которыми вам придется работать.

Забот впереди был непочатый край, ведь Красная Армия, теперь-го эго хорошо известно, переживала тогда очень трудное, очень сложное время. Массовые незаконные репрессии тридцать седьмого — тридцать восьмого годов практически обезглавили ее. В результате на должности вместо арестованных или, хуже того, расстрелянных «врагов народа» в нашу 16-ю частенько назначались люди недостаточно опытные, в новом для них деле малокомпетентные. Они встречались и среди командного состава, и среди политработников, о чем Гапанович меня и предупреждал. С каждым из них приходилось не раз встречаться, причем, разумеется, не просто интересоваться анкетными данными, а стараться заглянуть в душу, узнать, чем он дышит, о чем думает, какими обладает знаниями и навыками, в какой нуждается помощи и поддержке.

Помню, к нам на разъезд прибыло командование формируемой 65-й стрелковой дивизии. Начальник штаба армии полковник М. А. Шалин развернул карту, указал комдиву и комиссару район дислокации.

— Позвольте, но здесь же только сопки! — оторопели новички.

Шалин и я, не сговариваясь, ответили примерно одно и то же:

— Да, кроме сопок, там больше пока ничего нет, даже землянок. Вам придется начинать с нуля…