Трудно быть хорошим - [24]

— Всякий знает: если ты без носков — значит скрываешься от полиции, — сказал Грейди, теребя нижнюю губу. — Ну кто, скажи, подберет на обочине парня с голыми пятками.

Он прикончил пиво залпом и бросил банку в окошко. Она зашуршала по щебенке, перевернулась раза два-три и докатилась до передка патрульной машины, которая стояла в кустах и следила за скоростью на дороге.

— Черт тебя побери! — вырвалось у Шейна.

Грейди оглянулся.

— А, это тот парень, которого я встретил в горах.

Шейн обмер: все остальное можно было вычислить, как в фильме про убийства. Он попробовал убедить себя, что полицейский ничего не заметил или решил не замечать. Но полицейский вышел из укрытия и направился к «крайслеру». Шейн отдал Грейди полупустую банку, тот сполз под сиденье, выпил пиво и засунул банку в «бардачок». Полицейский был близко. Грейди вдруг струсил:

— Он посадит нас.

— Откуда знаешь?

Полицейский подходил все ближе.

Грейди сполз на пол:

— Не знаю, что мне с ними делать.

— Что там у тебя? — спросил Шейн.

— Да вот, купил, когда играл, — и показал четыре таблетки. — Мне их выбросить в окно?

— Глотай быстро! — Шейн не мог придумать другого способа, как избавиться от них. Они съели по две штуки.

Все, что случилось потом, вспоминалось с трудом. Полицейский носил темные солнцезащитные очки. Шейн смотрел на свое идиотское в них отражение. Полицейский говорил, и слова его, словно пузыри мыльные, лопались между губами. Что-то про мусор на дорогах, об употреблении алкогольных напитков в несовершеннолетнем возрасте, о том, что нет документов или доверенности. Полицейский посадил ребят в свою машину и запер на заднем сиденье, отгороженном решеткой. По дороге на Шейна нашло: он не мог молчать, хотелось всем немедленно рассказать о природе добродетели, и он исполнял свою миссию старательно. Просветил сначала полицейского, потом дежурного офицера, записывавшего показания, даже чернилам досталось, когда у него брали отпечатки пальцев, холодной железной решетке в камере.

Рой Бентли взял ребят на поруки. Он появился в участке с адвокатом, седым, шикарно одетым мужчиной. Казалось, адвокат знаком со всеми в участке. После короткого разговора с полицейскими наедине он сказал Бентли, что все обвинения сняты, кроме одного: «Мусорили на дороге». Бентли заплатил штраф, посадил ребят в фургон и отвез на ферму. Им с трудом верилось в такое быстрое освобождение.

— Вы тут, видно, важная персона, — заметил Грейди.

— Вам повезло, я кое-что могу в этом городе, — сказал Бентли. — Преуспевающий коммерсант чего-нибудь да стоит. К тому же я демократ и принадлежу к Ротари.[5] Рано радуетесь. Вам еще предстоит разговор с Сюзанной.

Мать была вне себя. Какая уж там душеспасительная беседа! Когда Шейн появился в дверях, крадучись, как побитая собака, Сюзанна завопила и швырнула в него прихваткой, вторую тут же запустила в Грейди справедливости ради. Потом схватила Шейна за волосы и держала так, пока не кончила выговаривать. Сюзанна называла его неблагодарным, испорченным, безразличным, противным, мерзким. Шейн не спорил. Но утром мать подобрела, и он объяснил ей, почему так поступил, чтобы не думала, что он нарочно.

— Понимаешь, так получилось, — сказал он, подавшись в кресле. — Ну не мог же я бросить его в Илке. А если бы ты попросила друга о помощи и он бы тебе сказал «нет»?

— Есть Рой, — возразила Сюзанна, — ты мог позвонить ему, и он забрал бы Грейди.

— Он бы не успел.

— Спешка знаешь когда нужна?

Вскоре Сюзанна сменила гнев на милость, посчитав это исключением и решив, что он стал жертвой собственной глупости. Она разрешила Грейди погостить у них, напомнив, чтобы он позвонил родителям. Так Грейди и сделал.

— Привет, па, — сказал он отцу, — это я, Грейди. Помнишь про семинарию? Ты был прав. Я провалился.

Ночью, лежа в кроватях, Шейн и Грейди вели долгие философские беседы. Грейди сказал, что когда вернется домой, серьезно займется биологией, чтобы поступить в колледж, что, может, ему суждено разгадать тайны Вселенной.

— Наука теперь, — сказал он, — может ответить на многие вопросы, которые волновали древних.

Шейн почувствовал себя старшеклассником на уроке в средней школе. Тоска! Кончатся каникулы, и он опять вернется в это бесцветное, душное здание — и ведь никто не хочет это признавать — но совсем другим человеком.

— Система не признает очевидное, — сказал он, и Грейди согласился.

Но больше всего они любили обсуждать несправедливость взрослых. Делаешь все правильно, а оборачивается — к худшему.

— Например, — рассуждал Грейди, — я подарил сестре котенка на день рождения, а у нее — аллергия на кошек. Или в детстве хотел порадовать маму и вымыл ей машину. Но мыл железной мочалкой и поцарапал краску.

— Если я был бы в Илке, — спросил Шейн Грейди, — ты бы приехал за мной?

— Знаешь сам, — ответил он смущенно.

Они торжественно поклялись не трогать наркотики. Никогда. Никакие. Как бы соблазнительны они ни были.

Грейди прожил еще недели две с лишним. За это время случилось еще кое-что важное.

Шейн сдал экзамен и отметил его тем, что разрисовал машину в полосочку. А потом пригласил Эмму в кино для автомобилистов. Они поехали на двухсерийный фильм о конфу в пятницу вечером. Эмма села подальше, будто его вообще не было, и уставилась на экран. Шейн подумал, может, взрослым женщинам нравятся лысые мужчины. Через некоторое время он дотянулся и обнял Эмму за талию. Она чихнула. Шейн отдернул руку. Позже, на ступенях ее дома, она вдруг поцеловала его в губы и сказала, что он сладкий. Шейн знал, что это был первый и последний поцелуй Эммы. Поэтому по дороге домой постарался припомнить все до мелочей.