Трудная наука побеждать - [78]

Смирнов объясняет, что уже несколько раз собирался возвращаться в Москву, но каждый раз оттуда звонят, дают новое задание.

Меня это насторожило. В ответ на просьбу предъявить еще какой-нибудь документ он вынул пропуск в Генеральный штаб.

— Вы коммунист, товарищ полковник?

— Да, коммунист.

— Покажите, пожалуйста, партийный билет.

И хотя все было в порядке, я, пока Смирнов завтракал, позвонил в штаб армии, генералу Деревянко. Рассказал, что и как. Он ответил, что знает Смирнова лично, о просроченном командировочном предписании тоже известно.

После завтрака я повез полковника Смирнова в 5-ю дивизию. Мы ехали каждый на своей машине, потом, оставив их в укрытии, прошли на правый фланг. Здесь нас встретили командир дивизии и старшие офицеры его штаба. Генштабист оказался дотошным и опытным человеком. За день он буквально излазил всю оборонительную полосу — траншеи, ходы сообщений, огневые позиции, командные и наблюдательные пункты, познакомился с системой минных полей. Ему очень понравились мощные фугасы, созданные нашими саперами из захваченной в этом районе взрывчатки. Ну и, конечно, главное внимание поверяющий уделил организации огня всех видов.

Смирнов заночевал на нашем командном пункте, а утром, уезжая, сказал, что заглянет к нам еще разок денька через два-три.

Вскоре после его отъезда ко мне вбежал наш контрразведчик майор Тригубенко, подал мне шифровку. Прочитал я и чувствую, как холодный пот выступил на лбу. В шифровке сказано, что фронтовая контрразведка разыскивает полковника Смирнова. Приметы: рост — выше среднего, худощавый. Носит фуражку защитного цвета с красноармейской звездой, шинель — из простого серого сукна, но офицерского покроя, сапоги — хромовые. Ездит в «виллисе», оборудованном фанерной кабиной зеленого цвета. Охраны нет только водитель.

Одним словом, точь-в-точь наш поверяющий. Сел я, смотрю на телеграмму, на Тригубенко, на капитана Никитина и никак с мыслями не соберусь.

— Ну вот, — говорю, — ославился теперь на все Вооруженные Силы Советского Союза. Фашиста, шпиона по обороне водил… Про Москву его расспрашивал.

— А мне он полночи про охоту рассказывал, — говорит Володя Никитин. Я ему на память охотничье ружье подарил…

На другой день Тригубенко сообщил: полковника Смирнова задержали. Не того, что был у нас, а его двойника, гитлеровского шпиона, тоже разъезжавшего по фронту. А вскоре, как и обещал, заехал к нам настоящий Смирнов. Улыбаясь, слушал он рассказ о наших тревогах и волнениях.

О том, что командование нашего корпуса в период пребывания в Ловашберене состояло на учете в картотеке немецкой фронтовой разведки, я узнал много позже, когда началось новое наше наступление.

Наши разведчики захватили штабной автобус с множеством секретных документов. Среди них — карта-схема села Ловашберень и его окрестностей. На ней были изображены отдельные дома, где мы жили, и аккуратно, черной тушью, готическим шрифтом сделаны пометки: «Командир корпуса Бирюков Н. И.», «Начальник штаба корпуса Забелин М. И.»

Майор Тригубенко только головой качал, рассматривая эту схему. Что и говорить, чисто сработано.

Впрочем, эти же слова, только уже в адрес наших разведчиков, повторяли мы через минуту, рассматривая другую карту, найденную в том же автобусе. На ней была изображена противостоящая нам фашистская оборона. Она в деталях повторяла схему, уже имевшуюся у нас, и была составлена по данным всех видов советской разведки, в том числе и агентурной.

Конечно, ни я, ни другие товарищи не знали тогда, кто и как помог составить эту карту. Уже много позже, на торжествах, посвященных двадцатилетию освобождения Венгрии от фашизма, я познакомился с Лидией Сергеевной Мартыщенко — советской разведчицей-радисткой, работавшей в тылу врага, в Секешфехерваре, в начале 1945 года, то есть когда шла ликвидация окруженной в Будапеште группировки и наша 4-я гвардейская армия, находясь на внешнем фронте окружения, отбивала попытки фашистских танковых корпусов прорваться к этому городу.

После второй неудачной попытки, о которой я только что рассказывал, активность неприятеля заметно ослабла. Наши разведчики усилили поисковую деятельность. В их руки попали солдаты из 1-й и 2-й венгерских танковых дивизий. Ночью батальон 80-й дивизии, оборонявшийся на рубеже господского двора Миклош, ворвался на передний край противника и захватил солдат из 75-го артполка и 394-го мотополка 3-й танковой дивизии.

Участились также случаи добровольного перехода венгров на нашу сторону. 15 января сдались 75 солдат во главе с двумя офицерами из 2-й танковой дивизии, на следующий день — еще 55 человек, на третий — 65.

Из показаний пленных, стало известно, что, поскольку здесь прорваться к Будапешту не удалось, противник готовит удар где-то на другом участке.

Эти сведения вскоре подтвердились. 18 января, едва рассвело, звуки дальней артиллерийской канонады донеслись с юго-запада, со стороны озера Балатон.

Начальник штаба Забелин и начальник штаба артиллерии Сергеев созвонились со своими армейскими начальниками и нашим левым флангом. Оттуда сообщили, что противник двумя группами танков — по 30–40 единиц в каждой атаковал наши левофланговые части. Как выяснилось впоследствии, это был вспомогательный удар. 252-я дивизия генерала Горбачева и 84-я генерала Буняшина довольно легко отбили натиск с помощью фронтовой авиации. Эти дивизии, а также 5-я генерала Афонина в отдельных местах сумели улучшить свои позиции и захватили трофеи, в том числе несколько «тигров» и «пантер».