Трубадуры, труверы, миннезингеры - [57]

Немецкие исследователи любят очень много говорить о германской верности. Но пресловутая германская верность все-таки в значительной части случаев оставалась в области высоких идеалов, в сфере, так сказать, надземной. Несомненно, что не столько личная преданность, сколько личные интересы заставляли различных влиятельных лиц становиться на сторону той или иной политической партии. Мы отнюдь не имеем в виду бросить тень на симпатичную и откровенную личность немецкого певца, мы хотим только сказать, что очень многие из немецких князей и других влиятельных особ становились под знамена Филиппа, а не Оттона, привлекаемые материальными благами.

Филипп старался уменьшить число своих врагов и увеличить число своих приверженцев, щедро одаряя всех деньгами и землями. Дошло до того, что он, можно сказать, совершенно разорил себя своей щедростью, но аппетиты кое-кого из такого рода его «приверженцев» были неутолимы. Тем не менее Вальтер фон дер Фогельвейде, обращаясь к Филиппу, ставил ему в пример щедрого Саладина, который сказал, что руки государя должны представлять собой подобие сита, и короля английского Ричарда Львиное Сердце, которого выкупили из плена исключительно потому, что прежде он был щедр. Создается впечатление, что и сам поэт, несмотря на разорение Филиппа, был все еще не вполне доволен его щедростью.

Нельзя, однако, сказать, что Вальтер фон дер Фогельвейде стал на сторону Филиппа, потому что оказался в толпе тех, кто получал от него подачки. Причина в другом — Филипп был сыном и братом императоров, царствовавших перед ним в Германии. Он состоял, кроме того, в свойстве с императором Византии. Эти обстоятельства представлялись поэту весьма важными: они узаконивали в его глазах права Филиппа на престол Священной Римской империи.

Но есть и еще одно основание, которое обращает на себя особенное внимание, когда, ознакомившись с произведениями Вальтера фон дер Фогельвейде, проникаешь в сферу его миросозерцания. Оттона поддержал папа, его возводила по ступеням императорского трона рука чужеземца. Не говоря уже о неприятных, отталкивающих сторонах в деятельности тогдашней Римской курии, одного чужеземного вмешательства в чисто домашний вопрос Германии было достаточно, чтобы всякий истинный патриот Германии отшатнулся от ставленника папы. А таким патриотом и был наш певец. Нелишне, может быть, указать и еще на один момент: Филипп, как и все Гогенштауфены, считался покровителем поэзии и поэтов и сам был поэтической натурой.

Участь Филиппа оказалась печальной. В 1208 году он пал от руки убийцы[134]. Его приверженцы после этого толпами стали переходить на сторону Оттона. Чтобы привлечь в свой лагерь бывших врагов, он обручился с осиротевшей дочерью Филиппа Беатрисой. Когда Оттон торжественно вручил ей на Вюрцбургском сейме кольцо, ему изъявили покорность даже такие приверженцы Гогенштауфенов, которые служили последним в продолжение трех поколений. Оттон вознаграждал всех деньгами и обещаниями, а потом и только обещаниями, так как его кошелек скоро истощился.

Но теперь, во всяком случае, уже нельзя было сказать, что Оттон был провозглашен меньшинством князей. Его провозгласили императором все владетельные князья, присутствовавшие на пышном сейме во Франкфурте. После этого Оттон стал объезжать всю Германию, чтобы повсюду своим личным участием заложить конец потрясениям. Казалось, что над Германией торжественно разгорается заря лучшего будущего. «Новый свет занялся над Германией, — восклицает современный летописец[135], — новая эра радости и мира».

Мог ли ко всему этому относиться равнодушно Вальтер фон дер Фогельвейде? Есть полное основание утверждать, что переход его на сторону Оттона совершился не сразу. Это произошло только тогда, когда Оттон разошелся с папой по примеру своих предшественников — Гогенштауфенов.

Иннокентий III требовал полного подчинения, полной покорности императора Священной Римской империи. Последний должен был, по требованию папы, истреблять еретиков, воздерживаться от всяких посягательств как на Церковную область, так и на те итальянские владения, которые зависели от нее или были с ней в союзе, не возобновлять притязаний на королевство Неаполитанское и всячески поддерживать сюзеренные права пап над ним, отказаться от всякого вмешательства в выборы духовных лиц и т. п. Только на таких условиях Иннокентий соглашался короновать его в Риме императорской короной. Встретившись с Оттоном в Витербе, гордый папа приветствовал его словами: «Се есть сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение». Но между Иннокентием III и Оттоном IV не могло быть продолжительного согласия: слишком различны были их интересы. Поводом к новой борьбе послужили стремления Оттона восстановить императорские права в Италии.

Оттон вторгся с войском в Апулию. Иннокентий отлучил его от церкви и при посредстве майнцского архиепископа возбудил к деятельности партию, стоявшую за Фридриха, сына императора Генриха VI, — того самого Фридриха, чьи права будто поначалу отстаивал Филипп. Богемский король, герцоги Австрийский и Баварский, ландграф Тюрингский и многие другие объявили его истинным государем: ведь давным-давно, когда Фридрих еще лежал в колыбели, они принесли ему клятву в верности.