Труба архангела - [4]

— У меня и машина не заперта…

— Вот об угонах автомобилей я слышу постоянно. Могу сходить с вами.

Карина вызвалась пойти с ними — отчего не прогуляться перед ужином, и они, заперев машину, еще прошлись по своей улице, демонстративно остановившись и обмениваясь громкими репликами около бывшей академической дачи, которую упорно продолжали называть в разговоре домом Курбатова. Но хотя дом был освещен, никто не поддался на их наивную провокацию, и бдительный Гарри никак себя не проявил. Да, дело было исключительно в микробусе…

После ужина, чтобы скоротать время, включили телевизор. Шла программа новостей: показывали захват террористов в южном аэропорту, затем выступление американского президента. Александр Петрович смотрел вполглаза, рассеянно, помешивая в стакане чай, но внезапно заинтересовался репортажем о прибытии в Москву делегации немецких, голландских и бельгийских полицейских. Группа высокопоставленных чинов полиции — их оператор взял крупным планом — деловито направлялась от трапа самолета к поджидавшим их машинам, а позади скромно двигалась стайка людей неприметных, одетых в штатское. И вот в этой группе адвокат обнаружил своих старых знакомых — полковника Багрова и человека, которого он знал как господина Ленски. Оба были сотрудниками Интерпола, и Александр Петрович недоумевал, как и зачем они затесались в эту делегацию. Чего доброго, опять впрягут его, Самойлова, в какую-нибудь работу. Он почувствовал легкий, но неприятный холодок в спине, и в его памяти возник занудно-назидательный голос Ленского:

— Интерпол хорошо платит и взамен требует хорошей работы.

Первая часть этой сентенции не казалась адвокату бесспорной, но зато вторая не вызывала сомнений — требовать работу они умели.

После новостей начался кинофильм, который, по замыслу Карины, должен был отвлечь гостя от мрачных мыслей. Но куда там — фильм оказался полицейским боевиком, где комиссару каждые пять минут предъявляли разнообразно изуродованные трупы. На счастье Зильберштейна, ленту досмотреть не удалось: начались телевизионные помехи. Причем очень странные, ничего похожего никто из троих раньше не видел: экран делился на очень четкие черные и белые полосы, ритмически сопровождаемые ослепительными короткими вспышками.

— Говорят, они иногда взрываются, — опасливо заметил адвокат.

— Да, да, лучше выключить, — поддержал его гость.

Будильник, заведенный на «семь», поставили в его комнате, ибо ни Карина, ни адвокат в такое время не вставали.

Проснувшись около десяти, они застали гостя на кухне в глубоком унынии. Он был совершенно деморализован. Как выяснилось, он добросовестно встал по звонку и начиная с семи часов маршировал вдоль своего забора на улице.

Они приехали в половине девятого, и Зильберштейн сразу провел их в дом, но ни в подполе, ни вообще в доме никакого трупа не нашлось. Хозяину пришлось выслушать целый ряд нелестных замечаний в свой адрес, и даже угроз, однако, когда он предложил «возместить расходы за истраченный зря бензин», с ним стали разговаривать по-человечески. Они даже залезли в подпол и установили, что там действительно кто-то лежал. В протоколе записали, что в доме устроился на ночевку, предположительно, бомж, а хозяин, по неопытности, принял пьяного за труп.

Первым, не в силах сдержаться, фыркнул от смеха адвокат, а вслед за ним начала хохотать и Карина. Столь бессовестное веселье супругов Самойловых окончательно повергло беднягу в меланхолию.

Отсмеявшись, Карина попыталась его утешить:

— Отчего вы так убиваетесь? Ведь это гораздо лучше, что он был пьяница, а не труп. Неужто вам хотелось бы иметь в доме труп?

— Это вы мне говорите? Это я хотел труп? — вскинулся он неожиданно. — Но он был, был, я вам отвечаю за труп! — Эта вспышка возмущения истощила его силы, и он снова впал в апатию. — Я вам говорю, это еще не конец, — завершил он свою речь, горестно поджав губы.

Чтобы помочь ему заново вступить во владение домом, временно оккупированным действительным или мнимым трупом, адвокат милостиво согласился осмотреть место происшествия. Карина, разумеется, отправилась вместе с ними.

Люк располагался в прихожей около кухни и все еще был открыт. В свете мощного аккумуляторного фонаря, прихваченного адвокатом, они увидели внизу земляной пол и беспорядочно разбросанные дощатые щиты, по-видимому, имитировавшие когда-то деревянный настил, а также отдельные доски и рейки. Все это покрывал густой слой пыли, в которой у них под ногами, под люком, просматривался отпечаток, размерами и формой соответствующий человеческому телу.

— Какая здесь глубина? — небрежно спросил адвокат.

— Полтора, — ответил хозяин дома почему-то испуганно, — мне вот так. — Ребром ладони он показал на себе уровень немного ниже шеи.

— Итак, детективный театр в этом доме закрывается, — торжественно объявил адвокат и широким театральным жестом захлопнул крышку люка, которая обрушилась в свое гнездо с превеликим грохотом.

На этом церемония осмотра подвала закончилась, и Зильберштейн был приглашен к завтраку, по завершении коего супруги Самойловы совершили прогулку к побережью Финского залива и отбыли в Петербург.