Тройка - [90]

Вот где истоки, вот где корни всех моих проблем! В этих потаенных зернах заключается источник силы. И безумия. Концентрированного безумия. Мейзер просто украл их у меня. Но теперь я могу их вернуть.

Алекс сунул руку в дыру и дотянулся до угольков-семян.

Может быть, проблема не в том, что я сумасшедший? Что, если проблема в том, что я не позволяю себе быть сумасшедшим? И в поисках корней сумасшествия все время пытался разорвать себя на части, как это дерево?

Алекс потрогал глянцевые зерна рукой. Затем схватил одно из черных тлеющих угольков-семян. Кожаная перчатка зашипела, съеживаясь от нестерпимого жара.

Алекс вытащил руку из дыры и встал. Открыв кулак, он посмотрел на черное зерно, лежащее у него на ладони, размером со сливовую косточку.

Затем он прижал перчатку к лицу в том месте, где у человека находится рот. Семечко прожгло дыру в оболочке робота. Тогда он протолкнул его в эту дырку и сглотнул, чувствуя, как огненное семечко проходит по шее и попадает в грудную клетку.

— Безумие, — подумал он, — так вот каково оно на вкус.

Алекс развернулся и зашагал в том направлении, откуда пришел. Он все убыстрял и убыстрял шаг. Ему нужно найти Еву и Наоми. Он побежал.

Там на ветке да в гнезде,

Что находится на пне,

Что стоит на морском дне,

Сидит птица со птенцом.

И я больше не мог удержать его там. Я уже не я. Мой ззззззззззззаавоод кончааааааетсяяяяя.

Давным-давно, в самой глубине музыкальной шкатулки, посреди Черного Леса стояла маленькая хижина дровосека. Крыша у нее была из соломы и мха, а стены из слоновой кости, покрытой дерном. Дровосек исчез много лет назад, но его жена и дочь до сих пор жили здесь, надеясь, что он вернется.

Волосы у дочки были желтые, как кукурузный початок, и вьющиеся, как крученая кудель. Она совсем недавно была личинкой муравья, но уже и не вспоминала об этом.

Несколько лет назад хмурым осенним утром ее отец с топором на плече ушел в лес, и с тех пор они его не видели.

Но вот наступило ясное и ветреное апрельское утро. Жена дровосека пропалывала морковь на огороде. Дочка играла с козлятами в хлеву.

И тут кто-то постучал в дверь хижины.

Прокравшись вдоль боковой стены дома и заглянув за угол, дочка увидела высокого человека в драном черном плаще и заляпанных грязью ботинках. Кожаная повязка скрывала один его глаз, а один рукав рубашки висел пустой.

Тут подошла мать и заглянула дочке через плечо.

— Кто вы? — требовательно спросила жена дровосека у однорукого путника.

Но дочка уже мчалась к нему, крича от радости. Тут дровосек обнял дочку здоровой рукой, прижал ее к груди и закружил вокруг себя под апрельским ветром и ярким солнцем.

— Папа! Папа! — кричала дочка.

— Простите меня! Простите! — плача проговорил дровосек.

— Почему ты просишь прощения? — спросила его жена.

Алекс почесал затылок.

— А я не помню, — сказал он, — просто простите меня за все.

В 1891 году где-то на индийском побережье в устье небольшой речушки росла роща баньянов. Наверху их ветви сплетались и поддерживали бамбуковый настил, служивший полом древесному дому Преподобной Уивер. Крыша у дома была из шелкового полотна, а стен не было вообще. Мебель была сплетена из лозы.

Несколько попугаев, усевшись на ветвях по соседству, внимательно наблюдали за Преподобной.

Уивер, скрестив ноги, сидела на татами. Перед ней стоял большой керамический кувшин, полный влажной глины. Кувшин был покрыт зеленой глазурью. Необожженная глина имела рыжеватый оттенок. Уивер, просунув руку в горлышко кувшина, набрала горсть глины. Достав глину из кувшина, она покатала комок между ладоней и выставила его на деревянную дощечку.

Затем положила рядом другой комок, чуть поменьше. И наконец самый маленький — для Наоми.

Пока Уивер лепила из трех кусочков глины маленькие фигурки, она обдумывала, куда можно поместить возрожденных Алекса, Еву и Наоми. Конечно, они должны остаться одной семьей, это несомненно. Точно так же, как она, Мейзер и Винг, эти трое не смогут жить друг без друга. Может быть, сделать тройняшек? Нет, только не дети. В данном случае это не подойдет.

Ну, тогда пусть это будут мужчина, женщина и ребенок. Но какое время подойдет для них лучше всего? Где, в каком году они почувствуют себя как дома?

— 1973 год, — решила Уивер, прорисовывая ногтем морщину на лбу Алекса. — Аризона. Автовокзал в Таксоне. Должно сработать.

Спайкер торопливо шагала по зеленому фетру бесконечного бильярдного поля. На ней была туника и штаны из черного шелка и мягкие черные тапочки. За спиной висел лук и колчан со стрелами. На кожаном поясе болтались ножны с двумя самурайскими мечами.

Пара бильярдных шаров величиной с дом возникла из ниоткуда и попыталась сбить ее. Они вращались волчком и заходили для нападения то с одной, то с другой стороны.

Спайкер увернулась от них и натянула лук с двумя стрелами. Алмазные наконечники стрел пронзили поверхность нападающих шаров. К стрелам были прикреплены висящие гранаты. Когда шары вновь покатились в ее сторону, они раздавили воткнувшиеся в их поверхность стрелы и подвешенные гранаты. Гранаты были заряжены ангельским светом. Раздалось два взрыва, и на зеленое поле посыпался дождь из обломков слоновой кости.