Тростниковая флейта - [9]

Быть может, только к самому себе,

Храня на сердце самый точный адрес

И зная самый верный телефон,

Но как мне тяжелы все эти цифры.

Кемерово —10.1989

Обратная перспектива

Я утратил чувство постоянства

Очага, пространства и подруги,

Словно открываю бесконечность

В параллельных линиях Востока.

Знаю, что родился на Востоке

У реки, под синими горами,

Но не помню, как я оказался

В Западной, но всё-таки Сибири.

Вот и не решу простой задачи:

Как раздвину на ладони пальцы,

Всё смотрю, куда лучи уходят,

Так и ничего не разумея.

А какая выйдет перспектива,

Если два перста не разойдутся?

Как две капли – это бесконечность

В параллельных линиях Востока.

Может, мне на родину вернуться?

Да кому я там, бродяга, нужен.

Вот и повторяю: ветер, ветер…

Только обернулось против ветра.

Против ветра – годы или строки…

Белый свет, как будто посторонний,

Созерцаю, растопырив пальцы,

Взглядом из обратной перспективы.

11.1990

Дым Отечества

Мой дикий край, родной Гиперборей!

Звезда в колодце. В срубах мужики.

Шумит река. И бродит у реки,

Трофейный, словно азбука, Орфей.

По-скифски сатанеют облака.

Но скифы ловко резали по злату,

Не веря Богу, верили булату

И золото везли издалека.

Но этот вид теперь позеленел

От патины. Но живо наше племя!

И сотни лет отмеривает время

Туда, где скифы ставили предел.

Но скиф – есть скиф. И зрелище врагов

Не выродилось в контуры испуга.

И всем известно то, что скиф за друга

Способен наломать немало дров

И спрятаться во времени. Увы!

Не знает городов Гиперборея.

И не найти по карте Птолемея

Участок для строительства Москвы.

1.1992

Пролог

Я слово позабыл, что я хотел сказать…

О. Мандельштам

Мне говорить на новом языке,

Но я забыл грядущего слова.

Гремучим эхом где-то вдалеке

Настигнет век былинная молва.

И раскрывая самый точный смысл

Простого слова – спелый белый мёд —

Литая вязь, густая, словно мысль,

Не обречёт народ на недород.

И этот мой ещё не зрелый слог

Найдёт язык… но вынесет молва,

Что в каждом слове слышится пролог

И только начинаются слова,

Как «Слово о полку…»

3.1989

Круг

Я в ночь войду, как будто в дом,

Рассыплю звёзды на столе,

Прижму дыханием стекло

И нарисую чёрный круг,

В него впишу: один, два, три…

И счёт закончу на нуле,

И на листе построю мир

Из полукружий или дуг.

Пускай в нём словно цифра ноль

Преобладает небосвод —

 Сакральный знак – большое «О».

И дальше: осень, облака…

Один, два, три… И круглый счёт

Сольётся в слове «хоровод»,

А в центре будет просто кол

Торчать, валяя дурака.

И ночи круглый коридор

Расставит двери в длинный ряд.

Сомкнётся чёрное кольцо,

Как циферблат, вокруг меня.

Тогда мне тень укажет путь,

Но стрелку остановит взгляд,

Срывая ход на букве «О»,

Не пропустив до буквы «Я».

Я думал, это всё пройдёт,

Но, видно, время на часах

Остановил пернатый клин,

Что указует в темноту.

И вздох, глубокий, словно шар,

Плотнеет в чёрных зеркалах

И, проявляя тот же знак,

Переполняет пустоту.

Он только контур, только след,

Неясный профиль на стекле.

За ним плывёт, как будто взмах,

В окно огромная луна.

И к цифре ноль стремится свет,

И ось вращается в земле,

Но клин запаян в циферблат,

Статичный, будто тишина.

Один, два, три… И замкнут круг.

Не вырваться, не обойти,

И можно только ожидать

Перемещение планет.

В окружность можно вставить крест,

Но это есть конец пути,

И в слове «вечность» есть петля,

Простая, словно трафарет.

Остался только путь наверх.

Земля – есть шар, выходит – склон.

Любая линия кругла.

И неба круглый коридор

Закручивает страшный крен,

И капли падают в наклон,

И миром правит кривизна,

Всей прямоте наперекор.

И снова: осень, облака…

По кругу – мгла, и в центре – кол.

Я разбираю алфавит

И строю новый звукоряд,

Но вновь выходит каламбур,

И знаки падают на стол.

С распадом спорит только «О»,

Но продолжается распад.

И я рисую новый круг:

Отчизна, море, острова…

Нисходит цепь метаморфоз

До многоточия вершин:

Дорога, поступь, жажда, боль…

Венцом покрыта голова.

Один, два, три… И снова ночь.

Темно повсюду. Я один.

12.1990

«В сумерках птицы не поют…»

В сумерках птицы не поют,

Только кричит над холмом

ОДИНОКИЙ ВОРОН

4.1993

Монолог

Когда зайдёшь на каменный ковёр,

Где у дверей замков не перечесть,

Прислушайся к последнему звонку,

Который не касается тебя,

Прикинь в уме, как всякий резонёр,

Что есть у человека ровно шесть

Вещей, доступных даже дураку,

И выбери седьмую для себя.

Тогда броди спокойно, не спеши,

По коридорам, залам и местам,

Где дым, как будто пьяный лесоруб,

Размахивает синим топором.

Но только не забудь, что ты в глуши,

Не верь чужим, особенно словам,

И если на пути дремучий дуб,

То лучше обойти его кругом.

Риторика, похожая на лес,

Как лес, годится только на дрова,

Но и в лесу классически светло,

Когда ты в нём живёшь не круглый год.

Но там, где слово чтут за интерес,

Не выдай сокровенные слова,

И без того в оконное стекло

Проходит молчаливый небосвод.

В глухих стенах, иль вдоль белёных стен

Реликтовым раствором, как на дне,

Ты бродишь, освещая полумрак,

Как будто неопознанный объект,

И между масок, бледный, как Верлен,

Минором скорбным плачешь о Луне,

С какой-нибудь Эльвирой натощак,

Раскалывая местный диалект.

Проблема не в особом языке,

Раз каждому милее свой предмет,

Скорее – в дефиците вещества,

Реального вне тела и молвы.

Опомнись, и увидишь вдалеке,