Тростниковая флейта - [6]

Это осень? Это просто сцена!

Птичий клин на бронзовом щите.

Это песня в бочке Диогена.

Каллиопа, Клио, Мельпомена…

Девять муз, и море в решете.

10.1990

Цвет и тени

Дождь в акварельной столице

Смыл очертания света:

Плавают красные рыбы

На полотне Фудзиямы…

Вот где скрывается тайна!

Мир евразийской пряжи

Белый, как снег. Император

Смотрится в зеркало Сены…

11.1991

Катунь

В. Шукшину

Рассвет не выловить в реке,

Когда река – поток рассвета,

Когда она, как будто Лета,

Теряет память вдалеке,

Предполагая только грусть

В певце: с рождения и после

Он между нами или возле

Читает реки наизусть.

Его теплом ещё согрет

Былой рубеж былинной славы,

Но возвращается двуглавый

Орёл на брошенный Пикет.

И свет пылает над холмом!

И ангел, словно перед боем,

Простого инока героем

Рисует в русле серебром.

Река не ведает преград,

И поднимая в гневе гребни,

Она выбрасывает камни,

Смывая золото назад,

И обретая берега,

Лишь управляет берегами,

Как свет, струится перед нами,

Вливая кротость во врага.

Сростки– 7.1990

Ликбез

Там было много музыки, но птицы

Едва ли пролетали за кордон.

Сверкали заполярные зарницы,

И «Туполев» кружился, как шпион.

И матерный солдатский алюминий

Черпал снега в подобие ковша,

Пока ещё у гарпий и эриний

Снаряды наливались не спеша.

А между сим была библиотека

С томами в переплётах или без…

И в полости последнего отсека

Томился необъявленный ликбез.

Делились поимённо, словно сахар,

Двусложные чеканные слова.

И шёл урок, суровый, будто прапор,

И жаркий, как январские дрова.

5.1990

В сибири снег

В Сибири снег от неба до порога

И вечера длинней, чем Енисей.

Здесь нечего и вымолить у Бога.

И горизонт, как будто Колизей,

Зияет многоглазою стеною.

И, арки высекая изо льда,

Как в пропасти, шумит над головою

Сибирская упрямая вода.

Согреешь крылья, выпорхнешь на волю,

Но пустота, как трещина, вокруг —

Бульдозером по замкнутому полю

Вычерчивает чёрный полукруг.

Но может быть, удачливей пространство

Ничем не ограниченных легенд?

К чему такое южное жеманство:

Здесь ландия – вернее – СУПЕРЛЕНД!

Но плоскость в перевёрнутом сосуде

И с трёх сторон, должно быть, не видна.

Трёхмерные беседы о погоде —

Условная, но страшная война.

И лучший выход из любых условий

Предполагает временный уход,

Раз между всех прослоек и сословий

Есть общий, неделимый кислород.

Среди многоступенчатого неба

Есть неопределённая среда,

И ликами Бориса или Глеба

В пространстве зашифрована вода —

Живая или мёртвая, как воздух

Из угольных стволов и рудников,

И целятся рождественские звёзды

В терновники шахтёрских городов.

И этот снег, высокий, словно ода,

На сотни лет уже необратим.

С природою рифмуется свобода,

И Колизей всё там же, где и Рим.

И в белозубом падающем хрусте

Таёжных, мировых и прочих рек

Есть что-то из легенд о Заратустре,

Струящихся на плечи через век.

А пустота выкручивает запах

Огромных, черно-бурых, вековых

Зверей державных с кольцами на лапах

И с розами на ранах ножевых.

И может быть, в прокуренном вагоне

И я созрел, высвистывая гимн,

Раз машет мне рукою на перроне

Доброжелатель или аноним.

«Смотрите, он переступил пределы,

Закованные льдами на века!»

И шёпотом добавил: «Кости целы,

А прочее долепят облака».

Но остролистый уличный терновник

Не выдержал и выдохнул слова…

И стелется на белый подоконник

Ещё не пожелтевшая листва,

А снег идёт, из арок или окон,

Летит и льётся, падает на дно.

И парки из распущенных волокон

Плетут очередное полотно.

И пустота над выбеленным садом

Стремится прочь – пускается в разбег!

И время обращают снегопадом

Обычные слова: «В Сибири снег…»

Кемерово – 2.1990

Из дневника

В голове мысли Солона

И ещё какой-то бред о том,

Что ночь – есть зеркало света,

Как большая Луна над Элладой

В час, когда в Сибири

Вспыхивает утро.

Это и есть весёлый призрак

Благоденствия над Поднебесной:

Конфуций ещё не пил чай,

А фаланги уже видны Дарию…

Впрочем, и Александра погубило вино.

Вокруг одни прокураторы!

8.1989

Лунная дорога

Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же – лунную дорогу…

М. Булгаков

Что можно разглядеть в полуночном просторе,

Когда поёт в полях разнеженный свинец.

Здесь нужен ход иной, как витязю в дозоре,

Здесь странный колорит – кругом один багрец.

Как будто дождь в ведре – ни юность и ни зрелость.

Хоть выколи глаза… Вы слышите, Мессир?

Как делится на двух невинная дебелость,

И самый верный шаг даётся на блезир.

Из бездны – только гул. Торопится подснежник…

И стены – поперёк дорог и площадей.

И как ещё сказать про вьюгу и валежник?

Пищит на воле мышь, но в клетке – соловей.

Я выйду из угла навстречу командиру…

Да только вот давно его на свете нет.

Вы слышите, Мессир? Меняю плащ на лиру,

Пока ещё вдали струится мягкий свет.

У звёздного коня дымящаяся грива.

Допустим, этот стих – бесполый, как вино.

А помнишь, где росла малиновая слива,

И ты порой влетал в открытое окно?

И вот уже бурлит по тёмным коридорам

Ристалище из книг, и молится монах.

Вперёд же по холмам и прочим косогорам,

Пока клубится пыль, а может быть, и прах.

Я полночь пережду у лунного колодца,

Оставлю только то, что втайне полюбил,

Отдам за просто так земного иноходца —

И светом истеку среди других светил.

И пусть поёт свинец в полуночном просторе,

Пусть бледный свет луны течёт на этот мир.