Тропы вечных тем: проза поэта - [201]

— Хлопцы, что вы делаете? — услышала она новый голос, прерываемый бренчанием гитары. В ответ раздался хриплый смешок:

— Пока ты ходил за музыкой, мы тут… Да подходи, будешь седьмым!

Подошедший был Глеб. Пока он раздумывал, что-то козлиное шевельнулось в нём. Он затряс подбородком, передал гитару приятелю: «подержи!» и полез в грязь, и стал седьмым.

Когда он поднялся, то сказал:

— [Мать, поди, уже заждалась.][Айда] Чего уж там, пошли ко мне на хату!

[И они ушли, оставив её в грязи.] Очнулась она от шума идущей машины [и света фар]. Это был [милицейский] «козёл», он остановился и высветил её фарами — она поднялась.

— Гражданка, что случилось?

По голосу она узнала участкового милиционера.

— Ничего, упала, — с трудом проговорила она и побрела по улице, стараясь не упасть [от ужаса]. Участковый недоверчиво смотрел ей вслед.

— Мы опоздаем на вызов, — нетерпеливо напомнил ему шофёр.

— Вот и работай с таким населением! — плюнул участковый, хлопнув дверцей, и «козёл», ревя и разбрасывая грязь, скрылся в потёмках.

Когда они пришли, матери, конечно, не оказалось дома. На столе стоял пирог [, а рядом коробочка, в ней ручные часы — подарок матери]. Они вынули из карманов бутылки с вином и расположились за столом. Выпили. [Ждали долго.] Забренчала гитара. [Глеб нетерпеливо посмотрел на подаренные часы. Полночь.] В дверь послышалось царапание.

— Кто там? — спросил он.

Ответа не последовало, только царапание и он открыл дверь. Перед ним стояла мать, она была в грязи, бледна и еле держалась на ногах.

— Где ты была? — спросил он, вглядываясь в неё.

— Глебушка, я была там, где ты был седьмым, — простонала мать и схватилась за грудь.

Бренчание гитары в хате разом стихло. Глеб оглянулся: все шестеро вскочили с места и через мгновение исчезли из хаты, как дым.

Он хотел принести воды, чтобы мать омыла ею грязь, но раздумал [снял отцовский ремень] и полез в тёмный погреб. Там снял с себя отцовский ремень, перекинул его через крюк с висящими луковицами. Подбородок его трясся.

Прошло несколько лет. Никто не знал, куда делась мать и что стало с сыном. Квартал снесли и поверхность застроили высотным комплексом с новыми номерами. Но по-прежнему раз в полгода на старое место приходили письма всё с тем же неразборчивым обратным адресом, и старый почтальон, не зная, что с ними делать, просто складывал их у себя. У него накопилась целая стопка, но он не распечатывал: боялся наткнуться на ещё одну историю. А письма всё шли, как будто не было на этой земле смерти.

март 1976

* * *

Жуков не умел разговаривать, но он мог выразить себя, ударив по морде.

* * *

Когда-то Сашка Жук носил полную фамилию Жуков и играл третьестепенные роли в майкопском драмтеатре, но был уволен за то, что справил нужду в кабинете главного режиссёра. В театре долго помнили этот случай, а Скоро об этом забыли, но старый вахтёр из раздевалки, недолюбливавший главного режиссёра, ещё долго вспоминал: — Сашка Жуков! Вот это был парень! Талант!

Свои способности он проявил с детства. В школе он подрисовывал настенным портретам усики, а на портретах с собственными усиками он подрисовывал турецкие носы. Однажды он разложил физическую карту Европы и прошёлся по ней снизу вверх грязными ботинками. Один его след полностью пришёлся на Каспийское море.

— Жуков, покажи куда впадает Волга, — вызвал на уроке учитель географии.

— Волга впадает в [мой] ботинок! — ответил Сашка и показал на карте. Только учитель увидел грязные следы.

— Это ещё что такое!

— Это Саша Жуков пошёл на Северный полюс.

Давно уже истоптал Сашка Жук ботинки, в один из которых впадала Волга.

Сашка Жук — Сашкажук.

Сашка Жук рано проявил свои дурные наклонности и был знаменит с детства. Когда-то ходили товарняки дальнего следования, на которых было написано школьным мелом: «Привет СССР от Сашки». Эти надписи встречались и в Баку, и в Иркутске. Но, видимо, раздражённая рука времени (или железнодорожника) стёрла их.

Это сочинение о Сашке Жуке отнюдь не первое. Сам Сашка Жук рассказывал мне о директоре школы, в которой он учился.

Я хотел удержать этот голос в памяти, но её заглушило караканье ворон и свист ветра.

* * *

Когда мужчина слушает женщину, его тянет ко сну.

Мужчина просыпается женатым.

Рябоконь — дважды был предан, первый раз женщиной, второй раз другом.

Мы хотели взять его (Рябоконя) через его слабое место и ошиблись. Это было нашей ошибкой. Он хорошо знал своё слабое место и ещё лучше следил за ним. Теперь мы возьмём его через сильное место. Через его помощника. Какое слабое место у помощника? Старуха-мать? Очень хорошо.

Конь не ответил на ржание кобылицы и всадник понял, что его конь оглох.

* * *

Он запустил руку ей за лифчик и вытащил оттуда ваты и тряпок на два вороньих гнезда. Ей богу, не вру! Тут она со злости прокусила ему руку, и он целую неделю ходил на перевязи.

*

Чем больше я живу на этом свете, тем больше я нахожу поводов для смеха. Что-то внутри у меня всегда смеётся, наверное, какая-то первопричина. Малейший повод — и смех вырывается наружу. Полагаю, если и отличается человек он животного, то только даром смеяться. Впрочем, какие-то проблески смеха есть у животных. Один мой приятель, после того, как его бросила жена, завёл себе попугая. Когда тот у него сдох, он завёл второго, тот тоже сдох. Третий попугай сдох на моих глазах. Когда я зашёл к приятелю, я застал его стоящим на голове. Попугай не мог вынести такого вида и сдох.