Тропы «Уральского следопыта» - [6]

Но сейчас впереди — Енисейск. Расчетное время пролета — 21.40. Геннадий Осипович прикинул по навигационной линейке и вписал в правую часть штурманского журнала: «21.43».

Иван Иванович полистал справочник, нашел нужную частоту и включил коротковолновую радиостанцию. Через пару минут он протянул командиру листок из блокнота, исписанный цифрами.

— Да-а, — протянул командир. — Невеселая погодка. Того и гляди повернут на Челябинск. — Вспомнил разговор в штурманской Иркутского порта: «Чего вы рветесь? На Урале «твердый» порт один — Челябинск». Селезнев тогда отшутился: «Челябинск уже, считай, дома… Не Сибирь». — А по сибирским портам что?

— Везде «шторм»[3], — ответил Невьянцев. — До трех Москвы.

— Понятно. До трех Москвы у нас и керосина не хватит. А Семипалатинск?

— То же самое.

— А когда, Осипыч, рассчитываешь добраться до Кольцова?

— В час двадцать, — ответил, помедлив, Витковский. — На участке Васюган — Тобольск ветер в лоб. Километров по пятьдесят будем терять.

— И никак не нажать? — спросил командир. — Может, попросить другой эшелон? Пониже спустимся. Не хочется в Челябинске садиться.

— Послушай эфир — все эшелоны забиты машинами. Да и что толку? Везде ветер в лоб — фронт циклона…

Тут зазвенел зуммер — вызывали на связь бортпроводники. Командир включил динамик, перевел на абонентском щитке переключатель в положение БП и поднес микрофон к губам:

— Что, мать, стряслось у тебя там?

— Командир, — разнеслось на всю кабину, и летчики в удивлении повернулись к динамику — голос Людмилы клокотал от злости. — У нас на борту читинский пассажир.

— Да ты что, мать, в уме? — воскликнул командир. — Как он оказался?

— Перепутал самолет. Секунду — две летчики в недоумении смотрели на динамик, а потом пилотская загремела от хохота.

22 часа 18 мин.

Салон самолета № 75410

Вся жизнь, считал Петр Панфилович, состоят из пустяков — «Достать комплект резины для «Жигулей»? Раз плюнуть — надо только знать, где она может лежать, эта резина… Вакуум-фильтр? А что это такое? Виноват, кто выпускает? Свердловский химмаш? Вот, понимаете, нашли проблему! Командировочку — и будет вам фильтр. У вас болит голова о фондах? Есть экспедитор, пусть у него и болит голова, как обойти, виноват, раздобыть эти фонды… Так это не нам фильтр? На обмен? А что Байкальский бумкомбинат имеет для нас? Ха, конечно, бумагу! Вот это операция, я понимаю. Высший уровень!»

Петр Панфилович любит работать по «высшему уровню». И на себя в том числе. Когда у него на заводе спрашивали: «Как ты умудрился отхватить в центре города трехкомнатную квартиру, если вас только двое с женой? Какой идиот тебе выдал ордер?», Петр Панфилович искренне обижался: «Почему идиот? Разве в обменном бюро сидят идиоты? Совершенно нормальные советские граждане!..» И после подробно, пункт за пунктом излагал суть дела: сначала нужно иметь комнату, пусть даже тещину. Потом надо найти старушку-одиночку, у которой после смерти старика осталась однокомнатная полнометражка. Потом эту полнометражку — на двухкомнатную малогабаритную. И так далее. Разумеется, кое-какие доплаты.

— Счастливый вы, Петр Панфилович, — завидовали ему.

— Это точно! Мне всю жизнь везет!

Повезло ему и в этот раз: потеряв уже всякую надежду вылететь из Иркутска домой, куда его вызвали долгожданной телеграммой, Петр Панфилович вдруг услышал:

— Пассажир Веселов! Пассажир Веселов на Читу!

Вообще-то он был не Веселовым, а Веселым. Но какое это имело значение? Важно, что нужен пассажир на Читу, а ему туда как раз и надо, и ради этого он готов был превратиться хоть в Барабашкина — только бы посадили в самолет.

— Я по телеграмме! — расталкивал он очередь локтями. — Заверено врачом! Место забронировано!

Он так размахивал в воздухе телеграммой и так напирал, что ни у кого из «резерва», образовавшегося еще два дня назад, не повернулся язык остановить Веселого, а тем более — прочесть его телеграмму. Когда регистратор еще раз поторопила, крикнув, что посадка в самолет уже закончена, кто-то из очереди предложил Веселому не толкаться, оторвать контрольный талон и передать на регистрацию по рукам, а самому бежать к самолету. Начальник смены было запротестовала, однако не успела она сказать и двух слов, как в руках у пассажиров «резерва» замелькал оторванный талон.

— Багажа нет! — крикнул Петр Панфилович. — Я побежал!

Петр Панфилович знал, куда бежать. В Иркутске он бывал часто, в аэропорту знал все ходы и выходы, поэтому не стал тратить времени на поиски дежурного по посадке, а бросился прямо к павильону выдачи багажа — там был проход на летное поле.

— Читинский! — закричал он. — Где читинский? У меня дополнительный билет! Вот посадочный, гражданка красивая, сказали бегом, посадки закончена, Куда бежать?

Самолет он нашел без расспросов; только у одного из Илов не было народу. Не было на трапе и дежурных. «Значит, пассажиры в самолете», — сообразил Петр Панфилович.

Он прошел через весь салон и заглянул в следующий — там была кухня. Кухня его не интересовала, он лишь извинился перед молоденькой бортпроводницей:

— Я, понимаете, люблю летать впереди. Рядом с пилотами надежней, верно? — и рухнул в кресло первого ряда.