Тропою снов - [24]

Мягкое сияние обняло меня, окутало плотным коконом чистого Света. Накатило громадным всеобъемлющим чувством, в котором сплелось все. Забота матери о маленьких детях. Гордость отца за подрастающих сыновей. Благодарность детей престарелым родителям. Нежность влюбленных. Глубокая привязанность к родному дому, городу, Пределу. Любовь к нашему миру и ко всей Спирали Миров, летящей сквозь безбрежный хаос Междумирья.

Любовь…

Хотелось замереть, раствориться в бушующем потоке безвозвратно. Стать частью той безграничной Любви, что оживотворяет все миры бесконечной Спирали, несмотря ни на что и вопреки всему.

Так легко, так просто… Отдаться потоку и уйти вслед за ним навсегда… И, может быть, превратившись в чистое чувство, поднять из хаоса Междумирья сотни и тысячи новых миров, вплести их, вновь рожденные, в Спираль, самой обратиться в один из них…

Стать чувством.

Уйти навсегда…

Я уходила, я уже почти ушла насовсем, когда пронзило вдруг запоздалым страхом: Юлеська! Я не могла его бросить. Из-за меня он полез сюда, один, без подготовки, такой глупый, такой беспомощный… Я должна его остановить! Обязана!

И словно вырвало что-то из водоворота, вынесло на поверхность. Я оказалась на небольшой площадке, летящей ввысь, в пронзительную синеву неба. Глубоко внизу пенились кружевными волнами залитые солнцем облака. Под облаками, я помнила это отрешенным знанием Храма, стоял огромный город, и над городом вновь начинал моросить мелкий осенний дождик. Но здесь ярко светило солнце, и облака были одеты в нарядные праздничные кружева, ничуть не похожие на мрачный темно-серый ковер, видимый с земли…

— Юлеська, — беспомощно выговорила я.

В центре площадки выложен был цветной мозаикой треугольник. Толстая белая черта отделяла его от остального пространства. По углам треугольника вздымались ввысь колонны трех оттенков — белого, серого и черного. Самая толстая, черная, была с доброе дерево в обхвате, белая — раза в два поменьше, ну а серая вовсе выглядела туго натянутым нуром не толще мизинца…

Внезапно я поняла — колонны были не из камня. Они состояли каждая из одной изначальной Силы — Тьма, Свет и Сумрак. Где-то в совсем уже немыслимой вышине они сходились в одну точку. И эта далекая точка, маленькая, почти невидимая, пугала до одури.

Прямой портал в Междумирье, вот чем она была. Я представила, что случится, если встать в центре треугольника, как раз под нею, и мне стало очень жутко, до дрожи в коленках.

Юлеська тоже испугался. Он стоял у черты и не находил в себе мужества сделать шаг. Вся его безрассудная глупость исчезла, едва только он понял, что натворил.

— Юлеся…

— Не подходи! — крикнул он. — Не подходи, а то шагну… туда…

— Не надо! — быстро сказала я. — Дай мне руку. Дай. И уйдем отсюда, пока Баирну не вернулся. Ох, и влетит же нам обоим…

Он стоял, кусая губы, словно обдумывал мои слова. А что тут думать-то? Ноги отсюда делать надо, и побыстрее. Пока Верховный и впрямь не вернулся.

— Поцелуй меня, — сказал вдруг Юлеська. — Поцелуй, тогда отойду!

Вот глупый. Можно подумать, между нами что-то изменится от этого поцелуя! Так я ему и сказала, добавив:

— Не дури!

— Поцелуй, иначе шагну!

И он занес ногу над белой чертой.

Стоит только ее пересечь, и дороги назад уже не будет. Там, в центре площадки, Юлеське придется выбирать ни много ни мало, — свою дальнейшую судьбу. И если он ошибется, если ему не хватит сил, он погибнет. Отправится прямиком в Междумирье, на сорок жизней вниз по Спирали. То-то и точка портала снизилась, стала ощутимо крупнее. Ни дать ни взять жадная пасть, нависшая над головой.

— Ты вверх посмотри, дурень, — нервно сказала я. — Видишь? Нравится?

Юлеська поднял голову, да так и замер с занесенной ступней, позабыв поставить ее на место. Его явно впечатлило еще сильнее, чем меня.

Жутью веяло от безодибного на первый взгляд, тускло-серого кругляша. Жутью, и смертной тоской. Не могу сказать, но при одном взгляде на эту штуку замирало сердце, и ноги отказывались держать. Мне показалось, что она опять снизилась и укрупнилась. Ужас взвыл во мне на тысячи голосов.

— А теперь осторожно… шаг назад… давай, Юлеся. Дай руку!

Полыхнуло вдруг нестерпимым жаром. Колонна Света внезапно раздвоилась, и вторая ее половина начала падать прямо на нас, заливая мир ослепительным сиянием, выжигая вокруг все тени. Юлеська заорал не своим голосом… я шарахнулась и въехала рукой прямиком в столб Сумрака. Зажмурилась, ожидая, что вот сейчас мне полруки и срежет напрочь, и отрезанная кисть перелетит за край, канет в безбрежное облачное море… еще на голову кому-нибудь из горожан свалится. Но рука осталась целой. Лишь мазнуло по коже влажным, невесомым теплом. И все…

Я открыла глаза, не доверяя своим чувствам. Нет, рука была на месте. И Юлеська тоже прекратил верещать. Нет, он не умер, не растворился в портале, ведущем в Междумирье. Просто я на его месте тоже не посмела бы рот раскрывать для визга. Злющий аль-нданн Баирну держал его за ухо, и это было то еще зрелище, можете мне поверить. Ведь Юлеська выше Верховного на целую голову! Но зато сразу видать, кто из них двоих дурак. И рост не помеха.