Тропою грома - [26]

— Но мы говорим совсем не о девушках, — сказал Ленни.

Старик усмехнулся и ответил ему взглядом, полным мудрости, мудрости человека, который сам был молод и не забыл об этом.

— Молодые говорят о разном, — сказал он. — О звездах или о том, как сеять хлеб, — а потом и оглянуться не успеешь, как уже разговор перешел на женщин. Уж это всегда так.

Прежде чем кто-нибудь успел ему ответить, вошел Исаак с кофе. Лицо его просияло, когда он увидел, что отец вышел к гостям. Глаза старого еврея встретились с глазами сына, помедлили секунду, как бы в молчаливом общении, — и недавняя ссора была забыта. Между отцом и сыном снова водворились мир и согласие и привычное взаимное понимание.

— Ну-с, — сказал Исаак, ставя на стол кофе и булочки.

— Нравится вам тут? — спросил старик, глядя на Ленни.

Ленни смущенно усмехнулся.

— Можете не говорить. Я и так вижу.

— Да нет, мне нравится. Иногда.

— Когда вы занимаетесь в школе, — сказал Исаак.

— Да. Когда занимаюсь в школе.

После этого все умолкли и в молчании стали пить кофе. И сквозь это молчание Ленни вдруг ощутил ту глубокую, ненарушимую тишину, которая окутывала все вокруг. Даже мелкие твари, населявшие вельд, казалось, притихли и не подавали голоса, чтобы не нарушать эту тишину. Нигде ни звука. Немая тишина смерти. В этой тишине легко было себе представить землю как мертвый шар, на котором навсегда умолкли все звуки и угасла всякая жизнь. Холодок пополз по спине Ленни, ибо этот образ мертвой земли вызвал в уме еще и другие, непостижимые и пугающие образы и представления: мировое пространство, вечная тьма, океанские глубины, жалкий, одинокий человек среди бездушной вселенной. Он напряг слух — и тишина стала еще бездонней. Казалось, даже собственное его сердце перестало биться.

И вдруг тишину разорвал резкий, скребущий звук — кто-то чиркнул спичкой. Ленни вздернул голову и увидел, что Мако раскуривает трубку. Потом он увидел глаза Исаака, пристально следившие за ним. Эти глаза как будто хотели вспороть ему кожу и заглянуть внутрь. Странный человек этот Исаак.

Мако посасывал трубку и глядел в открытое окно. Тишина нарушилась. С Большой улицы снова донесся унылый вой собаки. Куда это Мако смотрит, что он там видит за окном? Там ведь только темнота.

— Что-то меня ко сну клонит, — устало сказал старик. — Я вас покину, молодые люди. Мне пора на боковую. Спокойной ночи.

Он вышел, тяжело ступая, и затворил за собой дверь.

Исаак улыбнулся и тихонько покачал головой. Мако посмотрел на него, и ответная улыбка тронула его губы.

Глядя в упор на Мако и тщательно выбирая слова, Ленни проговорил:

— Вы сказали, что цветные живут между двух огней и стараются выйти из этого положения, приближаясь к белым. Так?

— Да.

— У меня создалось впечатление, что вы их за это осуждаете. Почему?

Мако пососал трубку, размышляя. Потом сказал:

— То, что цветные стремятся приблизиться к белым, само по себе не хорошо и не плохо. Это безразлично. И не это вызывает у меня возражения. Плохо то, что в этом проявляется отсутствие у них внутренней свободы. Если бы черные и белые были в равном положении, если бы не существовало расовой дискриминации, если бы африканцы заседали в парламенте и пользовались теми же правами, что и белые, а цветные все-таки стремились бы к белым, я бы не стал возражать. Но сейчас они тянутся к белым потому, что у белых власть. Они тем самым признают превосходство белых и выход ищут в том, чтобы самим стать белыми. Это рабство духа, которое еще хуже, чем рабство телесное. Все равно как мы, африканцы, стараемся распрямить себе волосы потому, что у белых волосы прямые. Вот это-то и вызывает у меня возражения — это отсутствие внутренней свободы, это приятие рабства и стремление не бороться с ним, а убежать от него. Вы понимаете? То же самое и со смешанными браками. Если это компенсация за то, что ты не белый, я буду всеми силами против этого бороться. Если же это просто взаимное влечение мужчины и женщины, которые сумели стать вне и выше расовых предрассудков, это их личное дело. Но я заболтался, а уже поздно. Мне пора идти… — Он посмотрел на Исаака, и губы его сложились в насмешливую улыбку.

— Вот сколько вопросов мы затронули, — сказал Исаак. — Что вы на все это скажете, а, Сварц?

Ленни засмеялся и покачал головой.

— Мне надо еще подумать. Все это так ново для меня. Кое-что я и раньше слышал от своего старого профессора, но многое слышу впервые. А сказать я могу только то, что Мако — это настоящий кладезь премудрости.

Вдруг Исаак вскочил и взволнованно забегал по комнате, кивая головой и что-то бормоча себе под нос.

— Погодите, — сказал он, — минуточку, — и прислонился к двери. Он стоял, закрыв глаза, барабаня пальцами левой руки по дверному косяку. Потом открыл глаза и засмеялся в лицо Мако. В его смехе звучало торжество.

— Ну? — спросил Мако.

— Вот вам и ну! — воскликнул Исаак.

Он отделился от двери, вразвалочку подошел к Мако и остановился против него. Ленни с любопытством следил за ними. Что еще будет?

— Я давно заметил, — сказал Исаак, — что, если не мешать человеку говорить, он непременно договорится до противоречия самому себе. Так всегда выходит. Так вышло и сейчас.