Тропою дикого осла - [19]

Старый горд не менее колоритен, чем Ласа — лабиринт каналов, мостиков, маленьких рынков и парков. На рынках торгуют лекарствами, как то: трутовиками, шкурками мангустов и хорьковых барсуков, сушеными желтопузиками, черепами гимнуров; а также всем прочим, в том числе ананасами по 1 Y за штуку. Вдоль улиц тянется нечто вроде тротуарных бортиков, по которым и ходишь, а между ними по колено воды. На другом конце Лиджанга — парк с озером и храмами в честь Черного Дракона. «Дракон»

— это обитающий в озере эндемичный углозуб (10-сантиметровый тритончик). Под крышей одного из храмов, стоящего на островке посреди озера, я и ночую. Здесь теплее, чем в Баошуо, но все равно холодно. Ночью по парку бегают тупайи — с виду нечто среднее между крысой и белкой, но относящееся к приматам — возможно, наши прямые предки. По берегу ходит бурая рыбная сова и промышляет священных углозубов. Говорят, летом здесь жарко, но, похоже, осень начинается рановато.

27.08. Утром облака чуть поднялись, и даже видно гору Сатсето, но дождь льет с той же силой, что и предыдущие три дня. Зато пальцы уже почти не болят. На местной автостанции билеты проверяют при входе в автобус, так что можно просто влезть в окно с другой стороны (народ полностью одобряет). По холмам, поросшим сосной, гималайским кедром и папоротником на ярко-красной почве, еду на юг.

Последний «осколок Тибета» — такой большой, что на нем уместилось 40-километровое озеро Эрхай и город Дали. Местные жители — племя бай (тибето-бирманская группа). Они похожи на накси, но мельче, одеваются ярче, а дома у них оштукатуренные и без сторожевых башен. Хотя здесь на проводах уже сидят тропические пташки, холод и дождь почти такие же, как в Лиджанге. Завтра я надеюсь получить вознаграждение за все трудности, спустившись в тропические леса. А пока брожу по автостанции, с тоской думая о предстоящей ночевке в холодном пустом автобусе. И что же? Мне встречаются китайские студенты, а они куда понятливее западных и на просьбу разрешить переночевать в их номере реагируют спокойно. У них есть пустая койка, и они подарили мне сувенир — бумажку в 10 Y.

Теперь я сижу у окна с видом на озеро, сушу шмотки и пишу дневник. По заливу плавают на джонках рыбаки с командами ручных бакланов. У каждой птицы на шее медный ошейник, чтобы он не проглатывал пойманную рыбу, а приносил хозяину.

Студент, как и вся местная молодежь, ведут со мной разговоры, за которые тут можно сесть лет на десять. Про коммуняк им все давно ясно. Горбачева не любят за предательство во время Тяньаньмэньских событий, зато очень любят Борю. А тем временем я продолжаю издеваться над несчастным английским языком, переводя на него одну из моих любимых песенок:

Временно все в этом мире бушующем, Есть только миг — за него и держись, Есть только миг между прошлым и будущим — Именно он называется жизнь.

Вечный покой сердце вряд ли обрадует, Вечный покой для седых пирамид, А для звезды, что сорвалась и падает, Есть только миг — ослепительный миг.

Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия, Мне не всегда по пути будет с ним:

Все, чем дышу, чем рискую на свете я —

Мигом одним, только мигом одним.

Nothing`s forever in this world of storms and tides,

Only an instance is all we have got,

Only an instance between past and future times,

Life is an instance, containing your thought.

Calmful stagnation will not please my heart at all,

Only for Pyramids it is all right,

But for the star that took off in it`s flight to fall

There`s an instance — an instance of light.

Let all this world fly away trough the centuries,

I am hitchhiking on it not for long:

All that I breath, that I risk in adventures —

Is just an instance, an instance alone.

Глава третья. В тепле и уюте

А окончательное условие подлинного счастья человечества — полное и безусловное избавление от денег и их омерзительной власти.

К. Маркс, Ф. Энгельс. Манифест Коммунистической партии

28.08. Осталось 24$+195Y. Из западной музыки в Китае наиболее популярны «Янки Дудл», вальсы Штрауса, увертюра к «Рабыне Изауре», «Modern Talking» и «Полет Валькирий» Вагнера. Но все это слышишь очень редко, а в основном — все та же одна кассета, начинающаяся со слов «гонжи-ни-гонга, чинчи-во-чинча» (ты пришел, я ушла).

Дорога в Южную Юннань смыта проклятым дождем, и я еду по «Старой Бирманской Дороге» на юго-запад, в Раджи. По пути проезжаем Бэйшань — столицу народов лису, ну, джингпо, пуми и айни. Все они мало отличаются друг от друга, языки их близки к бирманскому, одежда — к тибетской, а архитектура — к китайской.

За Люкси, деревней племени жинно (тибетская группа) дорога размыта. Вылезаю на перевале ~1900 м, покрытом лесом из сосны Меркуза (?) и цветущих магнолий четырех видов. Сосна, видимо, в этом году дала хороший урожай семян: лес кишит фауной. Прежде всего замечаешь обезьян. Тут водится несколько макак, из них медвежий настолько похож на йети, что становится жутко. Кстати, в Китае есть свое общество «криптозоологов», которые утверждают, что снежный человек — гигантский бесхвостый макак. Обезьяны-тонкотелы очень красивые, но гораздо более осторожные: дымчато-серый ринопитек Брелиха, лангуры серебристый и черный.