Тропой Предков - [141]
Воители-ягуары окружили меня со всех сторон: безликие фигуры в накидках, головных уборах и масках. Увидев блеснувший у одного из них стальной клинок вроде тех, которыми вооружены испанцы, я весело потянулся к нему, но индеец отбил в сторону мою руку. Они взяли меня под руки и повели к каменным ступеням. Я пошёл охотно, бодро, довольный тем, что со мной друзья.
Мои ноги, казалось, двигались по собственной воле, я не имел над ними власти и, пытаясь взобраться по ступеням, спотыкался и падал, но мои друзья подхватили меня с обеих сторон и, поддерживая на каждой ступеньке, повели наверх.
Моя воля была порабощена колдовским порошком, но рассудком, несмотря на дурманную весёлость, я понимал, что на вершине пирамиды меня ожидает что-то страшное. На ум вдруг пришёл необычный рассказ, из тех историй о старых временах, ещё до Конкисты, что я слышал, пока дожидался Матео у трактиров. Одна индейская девушка, которую решили принести в жертву, оказалась умнее остальных: в основном люди не только не роптали, но даже считали это высокой честью. Так вот, та девушка сказала готовившим её жрецам, что если она будет принесена в жертву, то скажет богу дождя, чтобы он им дождя не даровал. Суеверные жрецы отпустили её. Я громко расхохотался при мысли о том, как проделаю то же самое.
На вершине я высвободился из хватки индейцев и огляделся по сторонам, озирая величественный пейзаж джунглей. Буйство ярких красок привело меня в неописуемый восторг. Разнообразные оттенки зелёного и коричневого, и всё это буквально светилось изнутри. Совсем рядом пролетела пёстрая певчая пташка, настоящая летучая радуга из жёлтых, красных и зелёных перьев.
Мои друзья снова обступили меня и попытались взять за руки. Я оттолкнул их в сторону и пустился в пляс, смеясь над их попытками остановить меня. Четверо из них схватили меня, двое взяли за руки и потащили назад. Когда я упал, индейцы подняли меня, поднесли к жертвенной плите и уложили на выпуклый камень таким образом, что моя голова и ноги находились ниже, чем грудь.
Мрачная мысль зашевелилась у меня в мозгу, я заподозрил неладное: видно, эти люди собрались причинить мне боль. Я стал вырываться из их цепких рук, но теперь вывернуться было уже практически невозможно. Науали навис надо мной, произнося нараспев заклинания и рассекая воздух обсидиановым ножом. Он опустил нож, разрезал на мне рубашку и разорвал её, обнажив мою грудь. Тут уж я стал дёргаться не на шутку, но мои руки и ноги были словно в капкане.
Перед моим мысленным взором возникла картина жертвоприношения: грудь человека вскрывается острым как бритва клинком, ацтекский жрец наклоняется, запускает руку в рану и выдёргивает её, зажимая в кулаке кровоточащее, ещё бьющееся сердце.
Заклинание науали становилось всё громче, пока не зазвучало как пронзительный рёв дикой кошки. Я буквально физически ощутил кровожадное вожделение обступивших меня со всех сторон индейцев. Взяв жертвенный нож обеими руками, жрец занёс его над моей головой.
И тут один из воителей, державший мою руку, неожиданно отпустил её. Я увидел, как блеснул меч. Науали, шатаясь, попятился назад, когда этот человек вдруг замахнулся на него. Клинок не настиг мага, но поразил индейца, который держал мою ногу. На вершине пирамиды воцарился хаос, и руки, державшие меня, разжались. Взметнувшиеся деревянные мечи с острыми как бритва обсидиановыми лезвиями натыкались на разрубавшие их стальные клинки.
У подножия храма раздались мушкетные выстрелы и крики.
Я скатился с жертвенной плиты и свалился на каменный пол, а когда с сильно кружившейся головой поднялся на ноги, то увидел, как несколько воителей из сообщества Ягуара сорвались с места и обратились в бегство, спасаясь от воина со стальным клинком. Когда убежал последний индеец, меченосец повернулся лицом ко мне и отсалютовал мне клинком.
— Право же, Бастард, ты, как никто, умеешь впутаться в передрягу.
Сняв маску, Матео весело ухмыльнулся. Я ухмыльнулся ему в ответ. Дон Хулио поднялся по ступеням.
— Ну, как себя чувствует молодой человек?
— Науали опоил его какой-то дрянью, но в остальном, судя по дурацкой ухмылке, он в полном порядке.
— Науали сбежал, — сказал дон Хулио. — Мои люди устремились за ним в погоню, но он бегает быстрее лесного кота.
— Он и есть лесной кот, — заявил я.
Жертвенный агнец. Вот какую роль, как я вскоре выяснил, они мне предназначили.
По возвращении в лагерь Матео, дон Хулио, Хосе и прочие принялись пить, отмечая моё счастливое избавление.
— Мы знали, что ты вызвал сильное недовольство науали, — пояснил дон Хулио. — Ты обнаружил свои подозрения, когда выпустил ту свинью, решив, что это пропавший карлик. Науали, вне всяких сомнений, принёс карлика в жертву. В этом мы убедимся, когда допросим его приспешников, которых нам удалось захватить.
— Эй, chico, тебе повезло, что я великий актёр. Я сбил с ног одного из этих ряженых язычников и забрал его наряд. В этих зверских облачениях мы все выглядели одинаково, поэтому я незамеченным поднялся на пирамиду, чтобы помочь вырвать тебе сердце.
— Есть ли вести об их злобном господине? — спросил я.
