Тропой легенды - [4]
Как я поняла, человек этот был из корпуса червонных казаков. Конечно, он все знал. И не стал от меня утаивать…
В одном местечке, название такое мудреное, красные под командой Игната отбили у белых панов обоз с награбленным добром. Берегли его солдаты, хотели сохранить для Красной Армии. Но бандиты накопили силы и окружили отряд. Видит Игнат Никитич, что нет спасения, и приказал зарыть ценности под двумя каштанами: «Придут наши — возьмут!» Солдаты все закопали, дали залп, и Игнат велел всем переплывать реку. А сам с бойцом, который потом написал мне из лазарета, остался прикрывать отступавших товарищей…
— Какой дед был! — воскликнул Федя и спросил: — Но почему красноармейцы залп дали? Или под каштанами они кого-то похоронили?
— Не знаю, милок. Видно, так полагается…
Федя недоверчиво покачал головой.
— Нет, бабуся. Залп просто так не дают… Это понимать надо!
— Спать, спать пора, — вдруг спохватилась Анна Петровна. — Поздно уже.
В голове у мальчика роились тысячи мыслей. Дед остался на вражеском берегу, послал раненого бойца обо всем сообщить своим и погиб, навеки унеся с собой тайну.
— Ба, а где зарыли-то? Как город называется?
— Не совестно тебе? — пристыдила Анна Петровна. — Дед за революцию сражался, а ты свое — клад. Не знаю! Почти сорок годов минуло. Называли мне бойцы, да я забыла.
— Вспомни, бабуся! — стоял на своем Федя.
— Подольск, кажется…
— Ох, ошибаешься. Подольск же под Москвой. Хорошенько вспомни!
— Или Волочаевск… — нерешительно произнесла Анна Петровна.
— Волочаевские дни! — живо подхватил Федя, но тут же притих. — Это, ба, на Дальнем Востоке.
Почти всю ночь он не спал. А под утро, когда веки закрылись против воли, увидел сон. Но приснился не дед и не его клад, зарытый в далекой стороне, а другое. Федя увидел себя совсем маленьким мальчиком, только что начавшим самостоятельно зашнуровывать ботинки… Бабушка что-то говорит, а он, не слушая ее, спотыкаясь, бежит на звонок к дверям, берет от девушки-почтальона письмо и отдает маме. Она в белом халате врача, веселая. Но вдруг мама выронила конверт. Бабушка нагнулась за ним, да так и осталась лежать на полу. А Федя стоит рядом и никак не может понять своим маленьким сердечком нависшую над всеми троими беду. Потом — мама в военной шинели… И вагоны, вагоны…
Проснувшись, Федя долго лежал с открытыми глазами. Вспомнил, как уже после войны в полуподвал к ним пришел незнакомый человек в выцветшем кителе с медицинскими эмблемами на полковничьих погонах и положил на стол мамину орденскую книжку. Листки ее шевелились на сквозняке… Федя понял тогда, что у него не стало и матери…
За окном, прямо над Фединой головой, показались обутые в резиновые сапоги ноги дворника, по шершавому тротуару зашаркала метла. Наблюдая за всем, что происходит во дворе, Федя думал о том, как потекла бы его жизнь, если бы и отец и мать вернулись с фронта?
Пусть бы отец вернулся даже на костылях, как Николай Николаевич, папа Коли Сергеева. Люди сказали бы: «Федюка знаете? Его родитель. Как на праздник наденет офицерский китель — орденов не счесть! А кто рядом с ним? А, так это Елена Ивановна, мама Федюка! Тоже офицер, имеет два ордена и пять медалей…»
Мальчик отвернулся от окна, сжал ладонями потяжелевшую от нахлынувших дум голову. К горлу подкатил горячий комок. Федя быстро накрылся простыней. Слез его даже бабушка не должна видеть!
ТАЙНУ СОХРАНИТЬ НЕЛЕГКО
Федя Прибытков и Ина Шапиро сидели за одной партой, локоть к локтю, голова к голове. И если у одного возникала какая-нибудь идея, то через мгновение она становилась достоянием другого. Друзей связывало большое уважение друг к другу. Правда, бывали меж ними и недоразумения. Но без недоразумений мальчишеская жизнь потеряла бы всякий смысл!
Особенно нравилось Феде то, что Ина никогда не зазнавалась, не была воображалой, как, например, староста класса Зоя Козлова. А ведь училась она куда лучше Зойки, и, кроме того, у нее были способности к рисованию. В школе все говорили о ней как о будущем художнике. Ее акварели — лучшие во Дворце пионеров. А в прошлом году за рисунок «Голуби» на выставке детского рисунка она получила первую премию.
К этому рисунку Федя имел некоторое отношение. Дело в том, что у Феди наравне с другими привычками есть и такая, которую никто не считает дурной: каждое утро он выбрасывает в форточку горсть крупы для голубей. Увидев однажды во дворе чью-то собаку, он поделился с ней котлетами. На следующий день к окну прибежали уже две собаки. Конечно, они разогнали голубей. Тогда Инка подняла бунт, ворвалась к нему и запретила бросать во двор мясные объедки. Оказалось, что девочка рисовала голубей с натуры, сидя на подоконнике, а Федя мешал ей. Если бы это был кто-нибудь другой, Федя не посчитался бы и назло собрал во дворе уличных собак со всего района. Но это была Инка, товарищ, и он сдался.
Именно потому, что Федя уважал Инку, он с ней первой и поделился новостью, как только начался урок. О том, что дело секретное, Федя не напоминал. Это само собой подразумевалось.
— Только вот беда: название города забыла бабушка, — вздохнул Федя. — Где бы узнать?
