Тропинки, пути, встречи - [19]

Нагродская владела в совершенстве искусством causerie[193], была остроумна. В комнате на стене висел портрет ее — волосы обтянуты ярким шарфом, «кричали» яркокрасные губы, в зубах — папироска.

Я (в каких выражениях, не помню) похвалил и оригинал и художника.

— Э, что вы! — улыбнулась Нагродская. — Он написал меня какой — то бандершей…

Больше я никогда уже не встречался с Н.

То было предгрозовое время — 1916 г. На фронте бессмысленно гибли солдаты от немецких пуль, снарядов, цинги, уже не хватало винтовок, снарядов. А в столице безобразничал Распутин, предатель Мясоедов продавал военные тайны, армия Манасевичей — Мануйловых[194] спекулировала чем угодно, вплоть до отечества и «дыма» отечества, коррупция чиновников, коммерсантов росла быстрее, чем цены на продукты и товары.

Чувствовались шаги наступающей революции.

ПЕТРОГРАД 1916 г. МОСКВА 1922 г. ПИСАТЕЛЬ АУСЛЕНДЕР С. А

В Киеве в 1908 (или 1909) я прочел рассказ Ауслендера С. А. «Ночной принц»[195].

Об увлечении творчеством Т. А. Гофмана своем и «маленького клана» я уже говорил. Рассказ Ауслендера шел из таинственных переулков гофманских фантастических рассказов, показался нам интересным, и мы вскоре прочли и другие рассказы Ауслендера в сборнике «Золотые яблоки»[196]. Я уже не помню их сейчас, но точно помню — обдало нас ароматом (и иными запахами) эпох, которые мы так любили — XVIII век, предвозвестник Великой Французской революции. Но увлечение рассказами Ауслендера было недолг[им], нам голову кружили другие писатели, которых мнили мы титанами (а может быть, иные из них и есть титаны!) — Ибсен, Гамсун, Бальзак, Флобер.

И уже в 1915 г. в годы войны я познакомился с С. А. Ауслендером на вечере петроградского литературного сообщества «Медный всадник». Я был в форме армейского прапорщика, Ауслендер в форме т. н. «земгу- саров»[197]. Я увидел грустное, чем — то весьма озабоченное красивое лицо юноши. Он был очень приветлив, похвалил прочитанный мной рассказ.

В 1918 году мы в Москве (в начале года) дебютировали с ним в так называемых «живых альманахах». Читал он свой рассказ «Вечер у г-жи де Севираж»[198]. Лицо его было всё так же задумчиво грустно.

Что представляли собой «Живые альманахи», я скажу ниже. В своих воспоминаниях, увидевших свет в 1930-31 гг., Андрей Белый показывает нам какого — то избалованного бэби вместо Ауслендера[199], нисколько не похожего на того Ауслендера, которого встретил я сначала в 1915, 1918, а потом после перерыва — в 1922 или 1923 г. в Москве во Всероссийском] Союзе Писателей[200]. С того времени С. А., как говорилось тогда, «переключился» на писание рассказов для детей и очень преуспевал в этом писании. Повести его издавались Госиздатом, пьесы шли в детском театре. Из юноши времен «Ночных принцев» он превратился внешне в какого — то ученого монаха францисканца — задумчиво — строгий, скромный. Мы были большими друзьями, хотя и в те годы 1924-27 г. г. [sic!] подолгу спорили о рассказах (детских), которые писал он и другие детские писатели. Я находил (тогда) скучными и надуманными эти рассказы и противопоставлял им «Детство» Л. Н. Толстого, «Детство Никиты» А. Н. Толстого, Тома Сойера, Гэка Финна и даже… «Алису в стране чудес» и «Маленький лорд Фаунтлерой».

С. А. мягко и грустно возражал мне. Вероятно, оба были неправы. С 30‑х годов я потерял С. А. из виду[201].

Он был романтик. Любил Россию, Петербург (Питер), Пушкина и. свои рассказы и пьесы для детей.

К сожалению, его имя и творчество смыты волнами забвения.

ЮРИЙ ЛЬВОВИЧ СЛЕЗКИН

В 1909 или 1908 г. мы прочли в журнале «Русская мысль» рассказ Юрия Слезкина «Когда лекарства не помогают»[202]. Незадолго до войны 1914 г. прочли прошумевшую среди студенческой молодежи повесть Ю. С. — трагическую «Ольгу Орг»[203].

Спорили. Одни не нашли в творчестве Ю. Слезкина ничего примечательного: — «молодой Потапенко, не больше». Другие, в том числе и я, приметили в нем самобытно талантливого правдивого писателя, интересного и по языку и по сюжетам и, как было принято, определили ему «место», место повыше Арцыбашева, Винниченко, и не ниже Андреева и Куприна.

В 1915 году я познакомился со Слезкиным в Петрограде в литературном обществе «Медный всадник». Внешне был он то, что называется «писаный красавец», стройный брюнет, одетый по — уайльдовски нарядно. Был он весел, остроумен, приветлив, держался, правда, под «признанного писателя», но доброжелателен к «молодым» Я был в Петрограде проездом на несколько дней, но он — по своей инициативе — «водил» меня во всякие литературные места, устроил у себя дома «мой» вечер, т. е. чтение моего рассказа. На вечере были писатели — Кузмин М. А., Рославлев А. и еще какие — то молодые писатели, очарованные Слезки- ным, как «мэтром».

Вновь встретился я со Слезкиным, уже в 1923 г. в Москве, и «от нечего делать» или по иной причине мы подружились, часто встречались, то в Союзе писателей, то в литературном сообществе «Зеленая лампа», где он не раз читал свои рассказы — «Столовая гора», «Шахматный ход», «О голом человеке»[204]. Был он писателем деятельным, энергичным, с хорошей писательской «хваткой», хорошо разбирался в тогдашних, преимущественно «частных» издателях (нередко «пиратских»), и произведения его в 1923-26 г. г. в ящиках писателя не залеживались. И (я думаю, простит мне покойный Юрий Львович эту часть воспоминаний о нем) он порою ухитрялся один и тот же рассказ сунуть двум издателям — дель- цам под разными названиями. Но он из этого не делал никакой тайны, а, наоборот, в забавной форме рассказывал своим друзьям — поэтессе Екатерине Галати, профессору Косвен, писателю Д. Стонову