Тропик Канзаса - [28]

Таня прошла в камеру.

Там сидела мама, закованная в цепи.

Таня вскрикнула, затем проглотила крик и, бросившись к матери, крепко ее обняла. Мама не могла ответить ей тем же из-за оков. По крайней мере, так объяснила себе это Таня.

– Тебя били? – спросила она, совладав с собой и усаживаясь за металлический стол, напротив мамы.

– Все в порядке, – сказала мама. – Это не в первый раз, да и другим доставалось гораздо хуже. Вот только я становлюсь уже слишком старой для подобных развлечений. Возможно, твоя мысль была правильной, моя дорогая законопослушная гражданка.

Таня никак не отреагировала на это язвительное замечание. Старательно не смотря маме в глаза, она окинула взглядом желтый костюм, гадая, из какой он ткани, хлопчатобумажной или синтетической. Рассматривая кандалы, привязавшие все четыре конечности к кольцам в полу, Таня размышляла, с чего начать. Она посмотрела на мамины руки, крепкие рабочие руки; кожа по-прежнему оставалась красивой и очень темной, гораздо темнее, чем у Тани, по поводу чего они прежде шутили, что именно этим объясняются их различные жизненные позиции.

– Таня, посмотри мне в лицо, – сказала мама.

Повиновавшись, Таня вытерла слезинку и увидела глаза, одновременно строгие и любящие.

– Почему ты впутываешь нас обеих в неприятности, а виноватой чувствую себя я?

– Знаешь, нас прослушивают.

– Сомневаюсь, – сказала Таня. – В любом случае это не имеет значения. Потому что я здесь для того, чтобы помочь тебе. Помогая им.

– А это правильно? – спросила мама.

– Да, правильно, – подтвердила Таня. – Знаю, тебе не нравится то, что я работаю на государство, но мы с тобой на одной стороне. Просто я предпочитаю вести борьбу изнутри, находясь ближе к власти.

– И как, у тебя получается? – спросила мама.

– Недавно я оказалась совсем рядом с президентом и выкрикнула оскорбление прямо ему в лицо.

– Правда?

– Правда. Казалось, моими устами говорила ты.

– Нет, я имела в виду, ты правда только крикнула ему? Но это же просто глупо! Ты даже представить себе не можешь, что сделала бы я, оказавшись рядом с ним.

– Поверь мне, могу. Но по большей части я занимаюсь этим в уединении своего кабинета, выявляя одно преступное деяние за другим. Я рассказывала тебе, как мы убрали армейского полковника, который переправлял детей на продажу через свободную торговую зону Панамского канала.

– Это даже попало в выпуски новостей. «Приглашенные рабочие».

– Совершенно верно. Вот чем я занимаюсь. По крайней мере, до тех пор, пока не закончится мой контракт.

– Хорошо. Возможно, дальше ты сможешь заняться страшной эксплуатацией, которая процветает и здесь. Ты полагаешь, в частных тюрьмах ситуация другая? В Детройте?

– Мама, я пришла сюда не для того, чтобы спорить с тобой. Особенно о том, как я выполняю свою работу. Я пришла, чтобы спасти тебя от отправки в Детройт. А для этого нужно, чтобы ты помогла мне разыскать Сига.

– Ты хочешь помочь своей матери, выдав брата.

Мать забыла изобразить удивление. Это означало, что ей известно о его возвращении.

– Господи, теперь ты говоришь совсем как они. Сиг мне не брат, а тебе не сын. Он нам даже не родственник.

– У тебя всегда хорошо получалось лгать. Этим ты пошла в своего папашу.

– Мама, где Сиг?

– Я не видела маленького оборванца с тех самых пор, как он сбежал после бунта. Значит, несколько лет.

– А вот ты никогда не умела лгать. Он что, по-прежнему в городе?

Мать лишь молча посмотрела на нее с выражением крайнего разочарования.

– Я не знаю, где Сиг. Если хочешь знать мое мнение, скорее всего, его уже нет в живых.

– Я тебе не верю.

– Это я уже много раз слышала.

– Мама, я просто хочу вытащить тебя отсюда.

– Тогда найди мне хорошего адвоката! – взорвалась мама, ударяя кулаком по столу. – Поскольку ты, по-видимому, к таковым не относишься!

Таня застонала в отчаянии. Она встала.

– У вас там все в порядке? – послышался из переговорного устройства бестелесный голос охранника.

– Да!

Таня посмотрела на маму. Ту трясло, и она тщетно пыталась это скрыть.

Подойдя к матери, Таня опустилась перед ней на корточки и взяла ее за руку. Долбаные цепи оказались жутко холодными.

Таня погладила маму по голове, стараясь ее успокоить.

– Мама, послушай. Плохо, что ты мне не доверяешь и не хочешь рассказать, в чем дело. Но я хороший юрист, хоть ты в этом и сомневаешься. Пока что я не могу добиться твоего освобождения, но я уже устроила, чтобы тебя перевели в Бошвитц-Хаус. Там гораздо уютнее, и тебе больше не придется отвечать ни на какие вопросы.

Бошвитц-Хаус был старинным особняком, названным в честь местного политического деятеля[8], которого когда-то поместили под домашний арест в своем собственном жилище, еще во времена Генерала. Теперь это было благотворительное заведение, где в целях обеспечения спокойствия содержались политические «преступники», признанные достаточно смирными.

Похоже, эта мысль пришлась маме по душе.

– Мама, как мы дошли до такого?

– Идя на соглашательство, – ответила мать. – Позволяя нашим врагам разъединять нас. Они знают, как заставить всех тех, кто должен быть вместе, воевать друг с другом из-за ничего не значащих мелочей. Расы, религии, местожительства, мировоззрения. И люди становятся настолько нищими и измученными, что прекращают борьбу, по крайней мере за настоящие перемены, и начинают выживать. Но скоро подует новый ветер.