Тропами Яношика - [77]

Все, кто был в помещении, встали. Взволнованный Егоров с благоговением взял валашку Яношика.

— Отецко, спасибо! Спасибо, отецко, — сказал он торжественно, передавая валашку комиссару. — Мы будем хранить ее, как символ борьбы за свободу!

Видя, с каким удивлением смотрит на все это Станек, Мыльников сурово произнес:

— Надеюсь, господин майор, вы понимаете, что это значит для нас. — И добавил: — Это дороже всего того современного автоматического оружия, которое сможете дать нам вы.

— Да, — кивнул тот. — Народ моей страны с вами.

— Если вы это понимаете, то нам и в будущем будет с вами легко сотрудничать, — заметил Ржецкий.

И тут снова заговорил старик:

— Первые тропки к народному счастью прокладывал Яношик. Трудно ему было. Не знал, с чего начать, чем закончить. Вот по его тропам и наши коммунисты пошли. Да одним им тоже нелегко! Страна у нас маленькая, как деревня, в которой видна улица от начала до конца. Без помощи братьев русских не справиться им с врагами. А врагов у нас больше, чем нас самих. Вот почему и двинулся в горы народ. Верят вам словаки. Верят и надеются на вас.

Когда майор ушел, Газдичка поинтересовался у Егорова, почему они повели беседу без Смиды, как планировалось.

— Прошу прощения, Лацо, что самовольно изменил наш план, — отвечал Егоров. — Увидел я этого белолицего пана и на ходу перестроился. Видишь ли, с одной стороны, мы с тобой были правы, когда надеялись, что товарищи из коммунистического подполья побеседуют с паном с большей пользой для дела. С другой стороны, мы не учли классовой сущности этого дела. Майор-то — сын богача. С коммунистами у него свой, особый счет. А мы, партизаны, для него прежде всего антигитлеровцы, бьем-де фашистов и только. Глядя на нас, он не очень-то задумывался о послевоенной судьбе своего класса. Вот ведь выпрашивал помилование только своей семье! А с работниками коммунистического подполья он говорил бы по-другому. Совсем по-другому. Так что пусть и этот майор и другие, такие, как он, да и вся тисовская клика меньше всего знают о внутренних силах Сопротивления, о деятельности своих коммунистов.

В сорока километрах от Братиславы Богуш сбросил свой мотоцикл в речку и в знакомом лесу без труда нашел старый дуб, место будущих встреч с Петрашем. Но только он приблизился к знакомому дереву, как позади услышал чьи-то быстрые шаги. К дубу бежал Петраш. Без шляпы, расстегнутый, с окровавленной рукой.

— Петро! Что случилось?

— Ой как хорошо, что я тебя нашел! Идем к моему мотоциклу. Я его в глубь леса загнал.

— Директор предал? — направляясь за другом, нетерпеливо спросил Богуш.

— Шофер!

— Да что ты! — не поверил Богуш. — Такой неприметный. Ни рыба, ни мясо.

— Это мясо оказалось гестаповским доносчиком, — отирая мокрый лоб, заявил Петраш. — Но теперь он отслужил!

— Как же ты догнал меня?

— Ты на дамской «яве», а я на «зброевке»!

И Петраш вкратце рассказал о случившемся.

Как только Богуш уехал, хозяин повел Петраша обедать. Вошли в столовую, где уже сидел шофер. Петраш не обратил на него никакого внимания. Шофер и шофер.

Поравнялся с ним, а тут как раз горничная несет супницу. Петраш посторонился и очутился совсем рядом с шофером. Тот вдруг выхватил свой пистолет, наставил на партизана и толкнул его к телефонному столику. По пути вынул из кармана Петраша пистолет и начал набирать номер телефона.

Хозяин закричал в панике:

— Что это значит?!

Но шофер не ответил. Тогда хозяин схватился за сердце и исчез в другой комнате. Появился он уже с охотничьим ружьем, из которого и убил шофера.

— Спасло от погони то, что номер был занят. А то бы виллу уже окружили и с собаками нашли по следу, — закончил Петраш.

— Ну а сам-то хозяин потом что?

— Что ж ему оставалось делать? Схватил чемодан, посадил в машину жену. Горничная села за руль и укатили. На меня он только глянул, как на заклятого врага. Ну а я завел мотоцикл и — сюда!

— Да-а, сорвалось такое дело, — пожалел Богуш.

— Все из-за этого фарара! — чувствуя себя виноватым, сказал Петраш. — Если бы я не попался ему на глаза…

— Ну как ты мог не попасться! — оправдывая друга, возразил Богуш. — Ты и так сумел два раза увильнуть от встречи с ним. Хорошо хоть что ты его сразу узнал… Вот как теперь быть с Боженой?

— Да ей-то что? В городе появилась не с нами. В гимназии мы с нею на виду у других не встречались. Думаю, она вне подозрений. Теперь важно поскорее вернуться в отряд и обо всем рассказать. Может через Божену что-нибудь сумеют в Братиславе еще сделать.

Подошли к большому мотоциклу, на котором приехал Петраш. Проверяя бачок с бензином, он вспомнил вслух, что президент Тисо выпросил у немцев две дивизии для расправы с горными хлопцами, что каратели уже где-то в пути и что можно даже не успеть сообщить об этом партизанам.

— Откуда ты это взял? — не поверил Богуш.

— Жена директора проболталась. Он ее толкает в машину, а она: «Никуда я не побегу из родного дома! Ты же утром сам сказал, что президент выпросил у немцев две дивизии на уничтожение партизан! Зачем ты убил этого гестаповского дурака? Я раньше тебя все о нем знала…» А он ей: «Садись, дура. Знала раньше и молчала! Русские все равно немцев прогонят…» Видишь, даже он верит, что мы победим!