Тропами северного оленя - [38]
Позже, познакомившись и даже немного подружившись с Валерием (многими своими чертами Лемминг напоминал мне товарищей-альпинистов из артели «Гданьск»),[116] я открыл в нем немало удивительного — глубокий ум и доброе сердце, но, пожалуй, больше всего привлекло меня то, что он читал. Особенно подаренная им книга — зачитанный до дыр, без обложки, весь исчерканный «Карманный оракул» Валтасара Грасиана-и-Моралеса.[117]
Сборник афоризмов испанского иезуита, представителя барочного концептуализма XVII века — у пастуха на Кольском полуострове? Фантастика…
Вежи у Кольских лопарей вышли из употребления в тридцатые годы прошлого века. «Последнюю вежу в Йоканде, — писал Чарнолуский, — разобрали в 1927 году. Еще несколько осталось в районе Семиостровска и Сосновки, но и они скоро разделят судьбу йокандской». Как утверждает советский этнограф, лопари предпочитали жить в тупах, небольших дощатых постройках, по форме напоминающих русские охотничьи избушки, только более примитивные.
Вежа была своего рода постоянной квартирой кольского кочевника, в отличие от куваксы, которую пастух возил с собой и разбивал в стойбищах или там, где заставала его непогода. По форме вежа напоминает конус. Основа — вкопанные в землю доски, они же служат обшивкой, не давай грунту осыпаться внутрь. Каркас тоже дощатый или из березовых жердей — нижние концы заколачивали в основу, а верхушки связывали вместе. Дополнительно конструкцию укрепляли поперечными ивовыми прутьями и прикрывали дерном и мхом, оставив в верхушке конуса небольшое отверстие дымника. Снаружи вежа выглядела, как огромный обомшелый камень или небольшой пригорок. Неудивительно, что в Европе о лопарях когда-то рассказывали, будто они живут под землей.
А может, мои ровесники узнают в этом описании шалаши, которые мы строили в детстве, когда телевизоров было мало и дети большую часть времени лазили по деревьям и играли в индейцев. Можете себе представить мои чувства, когда я впервые увидел древнюю лопарскую вежу. Нет, не эту, у подножья Пункаруайва, о ней ниже. Настоящую саамскую вежу я увидел в Ревде, в музее «Севредмет».[118] Более того, мне удалось в ней переночевать! Это была первая моя, незабываемая, ночь на Кольском полуострове.
Осенью 2005 года — закончив «Дом на берегу Онего»[119] и уже задумав новую книгу, я отправился на разведку в Ревду. Почему в Ревду, а не в Ловозеро? Потому что на Кольском я тогда никого больше не знал — у меня был только телефон Ивана Вдовина в Ревде. Получил я его от московского этнографа Макса Кучинского. Макс уже много лет занимается саамами, одновременно являясь активистом российских «Хранителей радуги»,[120] которые заняты защитой природы и одновременно помощью малым народам Севера. Узнав, что я собираюсь писать о саамах, Кучинский дал мне координаты Ивана и лист коки, привезенный на счастье из Боливии, с какого-то сборища «зеленых»! Позже наши тропы не раз пересекались — то в Москве, в клубе ОГИ, то на Кольском…
Об Иване нужно рассказать особо… Выпускник московского горного института, в Ревду он приехал в 1980-е годы — на стажировку. Понравилось — рядом горы, дикая природа, а до Москвы всего два часа самолетом. Остался. Десять лет работал под землей, в забое. Еще четыре года трудился на поверхности, потом расстался с «Карнасуртом», но не окончательно — перешел в музей при комбинате, предыдущий директор которого переехал в Умбу. В музее Вдовин открыл в себе краеведа. Он организовал экспедиции, добывал экспонаты, даже фильмы понемногу снимал. Несколько его документальных лент показало по местному каналу мурманское телевидение (в частности, об аэродроме в тундре, который строили пленные поляки). Но всю жизнь сидеть в музее было скучно — неуемная энергия требовала выхода. Иван попробовал себя в политике, дошел до заместителя главы ловозерского региона, но вскоре понял, что политическая возня — не его стихия. Вернулся к природе — стал сперва директором заповедника Сейдъявр, затем возглавил все природные заповедники Кольского полуострова. Недавно купил дельталет (дельтаплан с мотором) и обозревает свои владения сверху. Все свободное время проводит в Интернете.[121]
Вдовин мне понравился сразу. Я почувствовал в нем родственную душу — сосредоточенность одинокого волка и нелюбовь к дешевой популярности. В Ревде Иван принял нас с распростертыми объятиями и сразу повел показывать музей. А показывать было что. Прежде всего — богатая коллекция минералов из Луяврурта — сотни экспонатов, в том числе куски «лопарской крови», крошки которой я не раз находил потом на берегу озера Духов. В мрачном закутке выставочного зала — лагерная экспозиция, оплетенная колючей проволокой. А в центре — словно только что из тундры — старая лопарская вежа.
В поисках истины и смысла собственной жизни Мариуш Вильк не один год прожил на Соловках, итогом чего и стала книга «Волчий блокнот» — подробнейший рассказ о Соловецком архипелаге и одновременно о России, стране, ставшей для поляков мифологизированной «империей зла». Заметки «по горячим следам» переплетаются в повествовании с историческими и культурологическими экскурсами и размышлениями. Живыми, глубоко пережитыми впечатлениями обрастают уже сложившиеся и имеющие богатую традицию стереотипы восприятия поляками России.
Очередной том «Северного дневника» Мариуша Вилька — писателя и путешественника, почти двадцать лет живущего на русском Севере, — открывает новую страницу его творчества. Книгу составляют три сюжета: рассказ о Петрозаводске; путешествие по Лабрадору вслед за другим писателем-бродягой Кеннетом Уайтом и, наконец, продолжение повествования о жизни в доме над Онего в заброшенной деревне Конда Бережная.Новую тропу осмысляют одновременно Вильк-писатель и Вильк-отец: появление на свет дочери побудило его кардинально пересмотреть свои жизненные установки.
Эта часть «Северного дневника» Мариуша Вилька посвящена Заонежью. Не война, не революция, и даже не строительство социализма изменили, по его мнению, лицо России. Причиной этого стало уничтожение деревни — в частности, Конды Бережной, где Вильк поселился в начале 2000-х гг. Но именно здесь, в ежедневном труде и созерцании, автор начинает видеть себя, а «территорией проникновения» становятся не только природа и история, но и литература — поэзия Николая Клюева, проза Виктора Пелевина…
Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — замечания «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, рефлексии и комментарии, интервью, письма и эссе — свободно и в то же время внутренне связанно образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга о творческой личности, ее предназначении, ответственности за свою одаренность, о признании и забвении. Герои первых пяти эссе — знаковые фигуры своего времени, деятели отечественной истории и культуры, известные литераторы. Писатели и поэты оживут на страницах, заговорят с читателем собственным голосом, и сами расскажут о себе в контексте автора.В шестом, заключительном эссе-фэнтези, Ольга Харламова представила свою лирику, приглашая читателя взглянуть на всю Землю, как на территорию любви.
Рассказы и статьи, собранные в книжке «Сказочные были», все уже были напечатаны в разных периодических изданиях последних пяти лет и воспроизводятся здесь без перемены или с самыми незначительными редакционными изменениями.Относительно серии статей «Старое в новом», печатавшейся ранее в «С.-Петербургских ведомостях» (за исключением статьи «Вербы на Западе», помещённой в «Новом времени»), я должен предупредить, что очерки эти — компилятивного характера и представляют собою подготовительный материал к книге «Призраки язычества», о которой я упоминал в предисловии к своей «Святочной книжке» на 1902 год.
Как известно история не знает сослагательного наклонения. Но все-таки, чтобы могло произойти, если бы жизнь Степана Разина сложилась по-иному? Поразмыслить над этим иногда бывает очень интересно и поучительно, ведь часто развитие всего мира зависит от случайности…
Увлекательный трактат о вурдалаках, упырях, термовампирах и прочей нечисти. Ведь вампиры не порождения человеческой фантазии, а реальные существа. Более того, кое-кто из них уже даже проник во властные структуры. И если вы считаете, что «мода» на книги, в которых фигурируют вампиры – это случайность, то вы ошибаетесь. Сапковский, Лукьяненко, Дяченки и прочие современные фантасты своими произведениями готовят общественное мнение к грядущей в ближайшее время «легализации вампиров»…