Тропами горного Черноморья - [62]

Вот он коснулся своего багряного отблеска в море и на несколько мгновений превратился в фантастическую вазу на широкой подставке. Миг - и ваза пропадает: диск начал прятаться за горизонт и теперь подрезан снизу. Все замолкают, словно присутствуют при великом таинстве.

Светило тонет неправдоподобно быстро. Вот оно превратилось в пылающий абажур, а потом - в скромную тюбетейку, в малый ломтик-скобочку...

- Смотрите зорче, не мелькнет ли зеленый луч!

Последняя долька солнца скрывается, поглощенная морем. Зеленый луч не мелькнул, не удостоились. Исчезает солнечная полоса с моря. Поминутно меркнут и меняются краски на вершинах более высоких гор. Вот-вот скроются последние зайчики розовых бликов со снегов Псеашхо.

Стоять бы и стоять на вершине, однако тревожно задувает холодный вечерний ветер. Солнце на юге падает под горизонт круто, поэтому смеркается гораздо быстрее, чем на севере. Надо спешить к ночлегу - к крову, к воде, к топливу. Спуск займет всего полчаса, к темноте успеем.

Собрав на пике всю группу, устремляюсь вниз по крутосклонному лугу без тропы, выбирая ступенчатые, менее скалистые участки. Советую держать интервал шагов в десять, чтобы не угощать идущих впереди случайно сорвавшимися камнями. Беру правее, ведь слева склон пересечен несколькими ярусами скалистых уступов.

Спустившись метров на сто, получаю по цепи донесение, что двое конечно, Адамчик и Эммочка - не могут ступить и шага с вершины, что Эммочка в истерике, а с Адамчиком плохо.

- Кто-нибудь с ними остался?

- Нет, все ее кавалеры впереди.

Как быть? Предстоит пройти еще четыреста метров лугового спуска. Мимо большой вьючной тропы люди не проскочат, но все-таки неприятно, что к месту ночлега группа будет подходить вразброд. Однако раздумывать некогда. Если на вершине остались люди, надо прежде всего помочь им. Вдруг кому-нибудь из них действительно плохо? И как это я позабыл в самом начале спуска поставить этих Адама и Еву в голову колонны под свой надзор.

Как ни устал, поворачиваю назад. Торопясь, а значит, и нарушая все нормы дыхания, набираю высоту, руками подтягиваюсь за траву. Подбодрил нескольких встреченных отстающих, советовал не брать левее. Задыхаюсь, пульс бешеный.

Вот и вершина. Уже смерклось. Перед самым пиком сидят, обнявшись, двое, мерзнущие от холодного вечернего ветра. Рыдающая Эммочка конвульсивно бьется в объятиях растерянного мужа. Увидав меня, мгновенно успокаивается и злорадно говорит:

- А, вот и вы! Вот и полюбуйтесь на свои горы. Вот - не может шагу ступить.

- Кто, Адам?

- Ну да, но и я тоже не могу. Мы оба не можем. Голова кружится, мы свалимся в эту вашу Абхазию. Ой, что же нам делать!

Решительно говорю:

- Ну, хватит рыданий. Давайте ваши руки, и я вас сведу. Никуда вы не упадете!

Тьма сгущается. Пробую вести их раздельно. Беру за руку Эммочку, даже немножко цыкаю на нее. Слушается и с дрожью все-таки проходит десяток метров. Сажаю ее, возвращаюсь за Адамчиком и с ужасом вижу, что у мужа настоящий психоз. Ярко выраженная боязнь пространств а, страх высоты. Он, как и когда-то Петюнин в походе с профессором Пузановым, не замечая этой боязни, шел вверх, но дрожит при одном взгляде вниз. Тащу его за руку, заставляю опереться на мою руку, обнимаю за талину того гляди взвалю на себя, как куль, уговариваю, словно ребенка, пытаюсь отвлечь разговором - ни в какую.

Что делать? Остаться с ними? Но там, глядя на ночь, сползают по склону без троп без малого семьдесят человек, усталые, уже раздраженные случившимся.

Стаскиваю с себя лыжную куртку и приказываю Эмме ее надеть. Обиженно подчиняется. Решаю оставить их вдвоем на вершине, спуститься к группе, организовать ужин, а затем, хотя бы среди ночи, вернуться сюда с фуфайками, одеялами и продуктами.

Оттаскиваю обоих на менее крутое место, усаживаю и говорю, что отправляюсь за помощью.

- Вас, Эмма, назначаю старшей, Адам должен подчиняться. Приказываю обоим никуда с этого места не двигаться ни в одиночку, ни вдвоем.

- Ни в коем случае не вздумайте спускаться в темноте к ночлегу разобьетесь, погибнете. Часа через три принесем вам еду и теплые вещи.

Решительный тон действует, а обязанности "старшей" вынуждают Эмму прекратить причитания. В их положении так мало можно предпринять, что я не особенно беспокоюсь - вряд ли Эмма в чем-нибудь злоупотребит своей "властью".

Со словами "до скорого свидания" оставляю супругов одних на ночной вершине Аибги. Кажется, никогда еще я не "сыпался", не "рушился" с такой быстротой вниз по луговому склону. В темноте даже менее страшно, чем днем,не так ощутима крутизна, не видны и грозящие мелкие неприятности. Несколько раз съезжаю по пять-десять метров сидя, хватаясь руками за траву, иногда нарочно, но иногда и непроизвольно. Вскоре обгоняю еще продолжающих спускаться отставших туристов - они судорожно цепляются друг за друга, за стебли, уже изрядно деморализованы - ведь темно, страшно... Хорошо, что застряли немногие.

Роздана по мискам каша, разлито по кружкам кофе со сгущенным молоком. Народ с аппетитом ужинает. Относим пищу и в "изолятор" к скептикам.