Тропами ада - [6]

Дом был окружен густым садом, пожалуй, самым большим в поселке, но и, похоже, самым запущенным, упиравшимся, как мне казалось от дороги, прямо в реку. Складывалось даже впечатление, что это и не сад вовсе, а просто кусок прилегающего леса, охваченный несуразным и не вписывающимся в общую картину каменным забором, словно кто-то, боящийся нападения, решил отгородиться посредством этого сооружения от окружающего мира и действительности.

Поначалу рассматривавший дом с ненавязчивым любопытством туриста и хладнокровно гадающий о его обитателях, я вдруг смутно заподозрил неладное и, встревоженный, поспешил вдоль высокого, видавшего виды, забора в поисках ворот или какого-либо иного доступа в эту обитель, где я смог бы разрешить свои сомнения. Готовый к худшему, я не удивился, когда на столбе у высокой, потемневшей от времени глухой деревянной калитки обнаружил номер, который, как я уже и не сомневался, совпал с указанным в моем путеводителе и означал, что я достиг цели моего путешествия.

Первым и самым искренним моим побуждением было пуститься в обратный путь через лес к станции, несмотря на саднящие мозоли и грозившую вернуться одышку, и покинуть этот, представлявшийся теперь неулыбчивым, край. Но, вспомнив о переведенном заранее авансе и моем багаже, который был, должно быть, уже внутри, я решил не отступать перед мнимыми трудностями и провести ближайшие месяцы так, как и планировал – в стенах этого дома. К тому же я никогда не относил себя к робким, страшащимся древних сказок и темноты субъектам, коими изобиловало мое прежнее окружение, да и, по здравому размышлению, это был просто дом, объективно отличающийся от прочих лишь солидностью и основательностью.

Успокоив себя таким образом, я вдавил кнопку звонка у калитки, прислушиваясь, не раздастся ли где-нибудь в глубине дома или сада перезвон, извещающий о моем прибытии.

Ничего подобного не произошло, но замок через мгновение щелкнул, калитка приоткрылась и я, все же чуть неуверенно, ступил во двор, являющийся частью загадочных владений, где и для меня с сегодняшнего дня уготовано место.

Пройдя по садовой дорожке, ширина которой, словно бахвалясь пред соседками, подчеркивала внушительные размеры остальной территории, позволить себе которую мог лишь зажиточный человек или удачливый наследник, я очутился перед высоким каменным крыльцом, сооруженным, судя по виду, на века, как и все остальное в этом странном и не очень располагающем к себе месте. По пути я успел отметить, что первое впечатление меня не обмануло – рука садовника действительно много лет не касалась растительности на этой территории, что было весьма необычно для здешних мест и указывало либо на полную незаинтересованность владельца в собственном имидже, либо на то, что хозяева и впрямь находятся в незавидном положении и вынуждены не только махнуть рукой на порядок, но и зазывать квартирантов. Я склонялся ко второй версии, поскольку сам факт моего здесь появления ее подтверждал.

Хотя стоял белый день и лучи солнца веселыми брызгами отскакивали от долгими годами полированных серо-блестящих ступеней, мне, признаться, стало немного не по себе, когда я преодолел последнюю из них, готовясь позвонить у двери. Этого мне сделать не удалось, поскольку кнопки звонка не оказалось ни на самой двери, ни на стенах вокруг нее.

Моя проблема разрешилась сама собой, когда я машинально потянул за грязно-бронзовую ручку двери – было не заперто, а следовательно, меня ждали и, полагая, что не демонстрирую особой невежливости, я без дальнейших проволочек впервые переступил порог дома Кристианы.

В полумраке передней я, готовый к расшаркиваниям с моей милой арендаторшей и даже, пусть скупым, но приветствиям с оттенком радушия, никого не встретил. Несколько обескураженный и, пожалуй, обиженный столь явным проявлением невнимания, я почти наощупь пробирался по откровенно темному коридору, поминутно наталкиваясь на какие-то неопознаваемые предметы мебели и ориентируясь лишь на брезжущий далеко впереди неровный свет – как я уже с грустью подозревал – свечи.

Особенного романтизма в моей душе, надо заметить, никогда не было, а уж тем более стремления к авантюрам и приключениям с непредсказуемым исходом, равно как к экзотическим удовольствиям наподобие посещения ночных кладбищ и ночевок подле озаренных лунным светом дверей склепа. Посему тот факт, что от всего происходящего у меня премерзко заныло в животе и появилась отвратительная слабость в ногах, не представлял собой ничего необычного.

Даже и в тот момент было еще не поздно прервать все мероприятие и броситься к выходу из этого дома и всей дикости этой истории, хотя, положа руку на сердце, я очень сомневаюсь, что двери выпустили бы меня тогда наружу, пропустив, подобно венозным клапанам, лишь в одну сторону. Сейчас этого уже не узнать, да и необходимость в этом отпала.

Оставив, наконец, позади эту нескончаемую дорогу к эшафоту, полную муки и бессмысленных терзаний я, вздохнув и призвав Бога, раздвинул тяжелые и неповоротливые, как крышка дубового гроба, грязно-желтые портьеры и, с угрюмой решимостью раненного зверя шагнув через порог, оказался в гостиной.