Тропа Кайманова - [66]

— Ну как, в наряде больше стихи не пишешь? — благосклонно принимая восторги Варени, спросил Галиев.

— Як бы тикэ стихы, я ж зовсим нэ сплю!.. Така хвороба!.. Тикэ очи заплющу — як пидскочу!.. А тут ще така напасть! Куды нэ пидэшь, навколо[24] шуршыть!.. Пид койкой шуршыть!.. У тумбочки шуршыть!.. До витра пидэшь, и там, у выноградных лыстьях, шуршыть!

— Что шуршит, Вареня? — не понимая, в чем дело, спросил Галиев.

— Та мыши шуршать!.. То ж цила бида!.. Така сыла мышей — николы й нэ бачив такого! Почав сапогы натягувать, и в сапогах мыши: як стрибанэ[25] — й побигла. 3 переляку чуть нэ вмэр!..

— Действительно, у нас тут нашествие мышей, — подтвердил Самохин. — С голодухи, что ли, мигрируют? Всякую заразу могут принести: туляремию, пиндинку... За мышами лисы пришли, так уже есть приказ: лис не трогать, пусть отъедаются... Вы привезли, Вареня, что обещали?

— А як же ж, прывиз, вжэ й роскыдав, пиду докыдаю, трохы[26] осталось... Разрешите идти?

Самохин отпустил переводчика, Вареня вышел. Галиев, кивнув в его сторону, спросил:

— Ну как он?

— Старается изо всех сил. Только бы заработать поездку домой на попутной машине к своей Юлдуз. Отпускал его за сорным зерном — мышей травить. Боюсь, как бы и правда какую-нибудь эпидемию не занесли... Так что имей в виду, во дворе разбросан отравленный ячмень. Солдаты в фундаменте все дыры позабивали, глиной замазали, чтоб, наевшись этого ячменя, мыши под дом не бежали, там не дохли.

Загнусавил зуммер телефона, Самохин снял трубку. С соседнего разъезда передали, что оттуда вышел эшелон с заключенными, направляющимися на каменоломни, где дробят щебенку для строящейся неподалеку дороги.

Эшелон приказано поставить в тупик на станции Аргван-Тепе, пока не пройдут составы с военным снаряжением для фронта.

— Вот и нам работа, — положив трубку на рычаг, сказал Самохин. — Охраны у эшелона всего ничего... А ну как побег? А куда бежать? Ясно, к границе. С моим войском недалеко и до ЧП.

Приказав всем свободным от наряда взять оружие и построиться, Самохин представил Галиева как помощника начальника оперативного поста, приказал всем следовать за собой.

На коротких перегонах между разъездами, построенными за время войны чуть ли не в пределах видимости, поезда не задерживались.

Не успели солдаты оперпоста занять указанные им места вокруг тупика, куда должен был прийти эшелон с заключенными, как уже послышалось тяжелое дыхание паровоза, колеса вагонов, переговариваясь на стрелках, перешли с основных рельсов на запасные, с чугунным гулом замедлили движение. Нудно заныли тормоза. Поезд встал, и только локомотив попыхивал паром, словно был недоволен вынужденной остановкой.

Самохин направился вдоль вагонов, приспособленных под перевозку заключенных, посмотреть, что за народ везут в эти «благословенные» края. Осматривал он двери вагонов, окна, забранные решетками, охранников на тормозных площадках не из праздного любопытства, а из чувства привычного уже беспокойства: все ли его часовые, выставленные в оцепление, на местах?

В сопровождении Галиева он медленно шел вдоль состава, как вдруг послышался громкий обрадованный голос:

— Гражданин начальник! Гражданин начальник! Посмотрите вверх! Посмотрите сюда!..

Самохин поднял голову и узнал прильнувших к решетке в открытом окне товарного вагона двух заключенных.

Сразу же вспомнилось маленькое помещение Красноводской комендатуры, до крайности утомленный комендант майор Судзашвили, задержавший двух чернявых граждан с ювелирным магазином в чемоданах. Граждане эти, как они сами об этом заявили, собирались «разлагать советским золотом иранских капиталистов». «Огладили» этих чернявых два жулика-рецидивиста. Они-то сейчас и смотрели из-за решетки вагона. Самохин даже имена их запомнил. Тот, что пониже ростом, с тупым мясистым лицом, не хватающий звезд с неба, — Митька Штымп, а его товарищ — вор-аристократ, с узкими холеными руками и невыразительной физиономией, — Ардальон Лягва.

Но, едва начав работать в фонд обороны, жулики эти, как чаще всего бывает с подобной братией, перестарались: «огладив» ювелиров, они тут же ловко утащили чемодан с фальшивыми документами и деньгами у матерого фашистского разведчика Белухина, тем самым сорвав операцию и пограничникам, и лейтенанту госбезопасности Овсянникову, поставив в сложное положение майора Судзашвили.

Все это непроизвольно всплыло в памяти Андрея. Он хотел было идти дальше, но Ардальон Лягва с непонятной настойчивостью снова остановил его отчаянным криком:

— Гражданин начальник! Вы должны нас помнить! Мы же с майором Судзашвили работали! Вы к нему заходили, когда с фронта ехали! Вспомните нас! Ардальон Лягва и Митька Штымп!.. Еще сказали, какие у нас странные имена, а мы сказали — прозвища...

— Ну, предположим, помню, что из этого? — спросил Самохин. Он видел, что разговор привлек всеобщее внимание.

— Так засвидетельствуйте, что мы в фонд обороны работали!..

— Наверное, и себя не забывали, если опять за решетку угодили? — резонно заметил Самохин,

— Так это за старое... Не дали до конца перековаться! А в фонд обороны, вы же сами знаете, как мы вкалывали! Следователю обязательно скажите! Мы вам напишем! И ему скажем, чтоб вас вызвал свидетелем! Нам наверняка половину срока скостят!