Тропа Кайманова - [34]

В кустах турунги неподалеку от них сидел «бдительный» часовой Вареня и, мечтательно вперив блуждающий взгляд в небо, водил перед собой пальцем в воздухе. Винтовка его стояла рядом в шелестящей листве, стреноженный конь пасся поодаль.

— Ну как? — обернувшись к Самохину, спросил Галиев.

— Спятил он, что ли? А где старший наряда? — вопросом на вопрос ответил Андрей.

— Я — старший... Наряд учебный, — все так же шепотом ответил старшина. — Потому вас и попросил проверить, что сам уж не знаю, как с ним быть. Приведу на место, проинструктирую как следует, спрашиваю: «Все понял?» «Все, — говорит. — Пусть хоть сам начальник войск придет проверять, не подведу...» Ну, думаю, порядок, научил солдата, а приду проверять, хоть ты лопни — та же картина!..

Вареня тем временем, видимо ничего не замечая вокруг, закатил глаза под лоб и принялся, покачиваясь из стороны в сторону, что-то монотонное бормотать себе под нос.

— Ничего не пойму, — сказал Самохин. — Молится, что ли?

— Да стихи пишет! — со злостью пояснил Галиев. — Поэт!.. Помните?.. «Обороти невирных капырив у свою виру, а як шо нэ захочуть, рубай их сокырой». Это он про аллаха сочинил, когда его в мусульмане записывали. Мулле перевели эту его байку, тот от радости даже подпрыгнул: «Правильно, говорит. Точно так в Коране и записано». С того времени у Варени и пошло...

— Да-а, — только и сказал Самохин. — Что же с ним делать?

— Учить, товарищ старший политрук, — с готовностью ответил Галиев. — Для того я вас и пригласил. Только разрешите... В два счета человеком сделаю!..

Самохин глянул на Амангельды. Тот, покачивая головой и явно не одобряя Вареню, дипломатично молчал.

— Ладно, действуй, — разрешил старшине Андрей. Сам подумал: «Переведи такого вольнонаемного, в кадровые, он не только мулле, и нарушителю вздумает свои стихи читать...»

Получив «добро», Галиев надел халат и тельпек, оба они с Амангельды завязали лица темно-красными туркменскими платками, подошли осторожно сзади к «часовому».

С возгласом: «Кизил-аскер, дур!» — Галиев в одно мгновение опутал ему веревкой руки и ноги.

Очумевший от неожиданности Вареня, увидев мелькнувшие перед ним тельпеки и завязанные до самых глаз лица, взревел таким дурным голосом, что ему наверняка позавидовал бы и самый голосистый в ауле ишак. Рванувшись, он замотал головой, задергал связанными ногами, земля и пожухлая трава полетели из-под него, но старшина ловко заткнул ему рот кляпом и, натянув бедному Варене на голову вещмешок, с видимым удовольствием протянул его гибким прутом пониже спины:

— А-а, яман ГПУ, будешь кричать?

Вареня решил дорого продать свою жизнь. Он и с мешком на голове продолжал наносить удары связанными ногами направо и налево, норовя угодить в кого-нибудь каблуками. Один раз, кажется, и вправду зацепил старшину.

Озлившись, тот уже в полную силу со злорадным наслаждением протянул Вареню по мягкому месту.

Злополучный страж выгнулся и затаился, соображая, что делать дальше.

Галиев и посмеивавшийся Амангельды, отдуваясь, сели неподалеку на траву и стали негромко переговариваться, подбирая известные им обоим курдские слова. Плохо знающий язык Андрей понял, что Амангельды и Галиев спорят, здесь ли прикончить несчастного Вареню или живым отвезти за кордон.

— Ладно, хватит с него, — вполголоса сказал Андрей, сжалившись над незадачливым часовым, прощавшимся с Родиной и самой жизнью. Галиев неодобрительно оглянулся на Самохина: мол, поторопились, товарищ старший политрук, не дали разыграть до конца; неплохо бы его еще проманежить по горам, положив толстым животом поперек седла. Все же он не отказал себе в удовольствии завершить «фокус» эффектным финалом.

Отвязав лошадь Варени, мирно дожидавшуюся своего хозяина, Галиев заменил тельпек фуражкой, вскочил в седло, хватил с места в карьер по тропе, закричал уже своим, натуральным голосом:

— Стой! Стой! Дур! Держи их! Не стрелять! Хватайте живыми!

Завертевшись на месте, он заставил коня еще некоторое время шуметь летевшей из-под копыт щебенкой, лишь после этого дал знак Амангельды снять с головы Варени вещмешок, затем помог развязать ему ноги и руки.

— Товарыщ старшина! — первым увидев его, завопил Вареня. — Амангельды!.. Товарыщ старший политрук!.. Скорийше! Ось туды воны побиглы!.. Цила банда!.. Мабуть, чоловик десять!.. Я ж з нымы бывся, бывся, докы не скрутылы!..

— Здорово ты с ними бился, — снимая с себя халат и бросая поверх него тельпек, только и сказал Галиев. — Ладно, на первый раз хватит. Как оно дальше было, дома расскажешь.

— Та то, мабуть, вы булы?..

Потрясенный Вареня не мог сказать больше ни слова. Откинувшись навзничь, он с облегчением несколько раз вздохнул и так и лежал, не вытирая радостных слез, оросивших его лицо.

Как ни прекрасно распланировал Самохин, кого он возьмет на новый оперативный погранпост, поехал с ним один лишь переводчик Вареня.

В Аргван-Тепе уже прибывали в сопровождении офицеров солдаты — по нескольку человек от каждой заставы. Обстоятельство это вызывало некоторую тревогу в душе Андрея: что-то подозрительно быстро отрядили ему пополнение начальники застав. Не очень утешало его и то, что формированием нового погранпоста занимался сам капитан Ястребилов.