Тропа Кайманова - [20]

Начальник заставы крикнул:

— Аликпер, что ты делаешь?! Сейчас же прекратить!

Но Аликпер словно взбесился: прыгнув вперед с винтовкой, он щелкнул затвором, заслонил собой костер.

— Не подходи! Подойдешь — убью! Пускай горит!..

— Аликпер! — крикнул Карачун. — Мы не палачи. Бандит еще должен сказать, кто его послал... Был бы жив Шевченко, он бы тебе этого не простил...

Только эти слова остановили Аликпера.

Пограничники развязали пленного, и Яков увидел злобное, налитое кровью лицо того самого Абзала, к которому ехал сейчас.

Курмаев отбыл долгих десять лет заключения да еще несколько лет поселения в местах «не столь отдаленных». В лагере ему дали хорошую аттестацию. Теперь вот разрешили вернуться на родину, доверили пасти колхозную отару. Почему?..

Расчет командования был понятен Якову, хотя внутренне он сопротивлялся такому решению. Абзал Курмаев хорошо знал многих закордонных заправил, таких, как Фаратхан или Клычхан, знал их многочисленную агентуру, помнил носчиков терьяка. Живя на границе, Абзал мог быть очень полезен в опознании любого пришельца с той стороны, в установлении его родственных связей. На Абзала, пронюхав, что он живет в погранзоне, обязательно будут выходить старые дружки, требуя содействия и «крыши».

Весь вопрос, как поведет себя Абзал. Ответить на него должен будет он, Яков Кайманов.

Полковник Артамонов сказал Якову: «Никому другому не доверил бы такое дело, тебе доверяю, потому что знаю тебя».

Доверие — штука хорошая, но от лестных слов полковника Якову не легче. Такой «живец» на участке комендатуры — отнюдь не подарок.

Яков невольно подумал, не связано ли появление Флегонта с пребыванием здесь Абзала, не пропустил ли он их встречу, если такая состоялась...

Два узких лучика от затененных светомаскировкой фар бежали по грунтовой дороге. Эти лучики не мешали Кайманову вглядываться в подступавшую с обеих сторон кромешную тьму, думать о сложностях и превратностях службы. Окинув взглядом силуэты гор, черные на фоне звездного неба, Яков заметил слабые отблески пламени скрытого камнями костра в том месте, где должна быть отара Абзала.

— Останови, — приказал он шоферу. — Схожу посмотрю, кто там огонь развел.

Стараясь не шуметь, Яков поднялся вверх по склону так, чтобы ветер дул ему в лицо, еще издали увидел чабана в пещере, подбрасывающего ветки в костер, поправляющего на огне тунчу с чаем.

У входа в пещеру в освещенном неровным пламенем кругу лежали две огромные овчарки. Рядом пасся, позвякивая колокольчиком, развьюченный ишак.

Учуяв Якова, собаки подняли головы, на мгновение замерли, с грозным рычанием бросились ему навстречу.

— Акбелек, Ёлбарс! Что, не узнали? — окликнул их Яков.

Собаки с радостным повизгиванием завиляли хвостами. Абзал приподнялся от костра, вглядываясь в темноту.

— Салом алейкум, — входя в освещенный круг, приветствовал его Яков.

— Ёшка?.. Ты?.. — невольно вырвалось у Абзала, но уже в следующую минуту он взял себя в руки. — Извини, гражданин начальник. По привычке так назвал...

— Зачем же «гражданин», — поправил его Яков. — Теперь уж — «товарищ»...

— Скажу «товарищ», не поверишь. Это слово еще заработать надо, — не сразу ответил Абзал.

— Тоже правильно. Скажи лучше, зачем тут сигнализацию устроил? Положение о светомаскировке не знаешь?

— Какой сигнал? Что ты? — искренне переполошился Абзал. — Совсем маленький костер! Никто не видит!..

— Я-то увидел.

— Ты с дороги шел. Наверное, только свет от камней увидел? Я понимаю... Ладно, здесь нельзя, в гавахе можно?

— В гавахе можно, — согласился Яков.

— Хоп! — сказал пастух, поднял валявшиеся у костра сучья, отнес их глубже в пещеру.

Яков выхватил пылавшую головешку, плеснул на пламя из тунчи. Выпустив облако пара, костер погас.

Якова все время точило сомнение: а не нарочно ли Абзал разжег на склоне горы костер? Ведь огонь в ночи далеко видно. Но если поразмыслить, надо быть совсем дураком, чтобы сделать такое.

Они вошли в гавах. Вскоре пламя затрепетало в глубине пещеры.

— Я думал, ты с Баратом на фронт пошел... — проговорил Абзал.

— Начальство не отпустило.

— Полковник Артамонов?

— Будем считать, что он.

— Полковник — святой человек! Сказал мне, будешь на Даугане жить. Слово сдержал. Теперь я — колхозный чабан! Люди уважают, советуются! Человеком стал!.. Умирать буду, полковника вспомню!..

— Лучше сейчас не забывай, — не разделяя восторгов Абзала, заметил Яков.

— Это он тебе так сказал?

— И он и я говорю...

— Я понимаю... Ты думаешь, Абзал дурак? — немного помолчав, сказал пастух. — Думаешь, я ничего не понимаю? Все, что у меня здесь есть, — он притронулся пальцами ко лбу, — все ваше...

— Чабан много ходит, много видит, — сказал Яков. — Сам знаешь, в погранзоне каждый человек — наш помощник, конечно, если живет здесь с добрыми мыслями, добрым сердцем... Ты ведь тоже, если захочешь, немалую помощь сможешь нам оказать. Ясно, о чем говорю?

— Ясно, начальник...

— Ну вот и договорились... Будь здоров... Наверняка гостей долго ждать не придется, время военное.

Яков не подозревал, насколько близок был к истине, произнося эти слова. Не успел он спуститься к дороге и отъехать всего с полкилометра, как шофер остановил машину. Перед капотом заплясали осаженные на всем скаку лошади.