Тропа Кайманова - [102]

Взглянув на Якова, Аким Спиридонович повернул ключ в двери, выдвинул ящик стола, взял пакет с почтовыми штемпелями и сургучной печатью. Пакет был вскрыт. Полковник достал из него и развернул на столе перед Яковом серию фотографий.

— Тебя касается, — угрюмо произнес он. — Ценная бандероль. Поступила на имя Ястребилова. Затем он и просил встречи, чтобы хоть напоследок испортить атмосферу...

Яков, чувствуя, как все в груди словно одеревенело, вздрогнул, наклонился к столу.

Оказывается, каждый его шаг с момента встречи с Флегонтом и Аббасом-Кули фиксировался в Змухшире, да еще так, что в кадр попадали то Мордовцев — старый матерый враг, то его бандиты.

Здесь было все: и переодевание в советскую форму, и умывание, и беседа с Флегонтом. Несколько фотографий за трапезой с Аббасом-Кули и Мордовцевым. Сфотографировали его, даже когда он лежал на кошме, а Флегонт стоял перед ним.

В первое мгновение Яков почувствовал, как волосы у него шевельнулись под фуражкой, но, вглядевшись в снимки, немного успокоился: на всех фотографиях лицо его с режущим взглядом чуть сощуренных глаз выражало крайнюю настороженность при всем кажущемся внешнем спокойствии и обычном полуироническом выражении. Видно было, что Кайманов не у друзей, а среди врагов. Но попробуй докажи это не то что предубежденному, а просто осторожному следователю!

Долго длилось молчание. Яков понимал: одно дело быть у Флегонта в крепости, говорить с ним, отстаивая каждую свою позицию, и совсем другое — видеть это на фотографиях, как бы со стороны.

— Вот для чего им понадобилось переодевание, — сказал, наконец, Артамонов.

У Якова от сердца отлегло.

— Я еще подумал, — продолжал Аким Спиридонович, — на кой черт Флегонту в песках офицерская форма? Еще и калтаманов своих в кое-какие трофеи вырядил... Вот, гляди: этот наверняка Ахмет, а этот — Махмуд или Аннасахат... Остальные такие же... А если не разобраться, с ходу вполне можно на их удочку клюнуть...

— Обо всем, что изображено на этих фото, я вам рассказал, не утаил ничего...

— Так-то оно так... Но одно дело слышать и совсем другое — видеть своими глазами.

Яков молчал. Полковник словно подслушал его мысли, высказал их вслух. Кайманову было совсем не все равно, как дальше развернутся события, но, зная, что скрывать ему нечего, поскольку никакой вины за ним нет, он молча ждал решения Артамонова.

— Ну что мне с тобой делать? Попал в историю, а теперь вместе расхлебывать? Что я буду говорить, когда эти фотографии до генерала дойдут?

— Делайте, что вам подсказывают совесть и ваш командирский опыт, — сказал Кайманов.

Артамонов взвился:

— Ишь ты какой бравый!.. А ты не бравируй! Храбрец нашелся! Так закатают, что и своих не вспомнишь! Время-то военное!.. Если тебе на свою семью и на самого себя наплевать, так мне-то не наплевать!.. Ты подумал, что жене и детям будешь говорить?

Раздался телефонный звонок. Артамонов взял трубку. Яков наблюдал, как менялось его лицо: из раздраженного становилось подчеркнуто внимательным, каким-то даже просветленным.

— Да, да, товарищ генерал... Как ведет себя? Нормально... Как всегда... Гонорится только... Ну да, спокойно... Я бы сказал, слишком спокойно... Хорошо, товарищ генерал, слушаюсь...

Полковник положил трубку на аппарат, вытер платком лоб, уставился в окно, негромко произнес:

— В сорочке ты родился... Перед нашим прибытием генерал, оказывается, фотокарточки уже смотрел... Вот человек! Вот выдержка! Попробуй теперь подведи его!.. И меня...

Яков непроизвольно перевел дух.

— А что он сказал, товарищ полковник?

— Сказал, что в детстве тебя мало секли, но и сейчас не поздно, так сказать, по-отечески.

— Если бы это помогло... Следствие-то будет назначено...

— А ты как думал? Допрос-то уж точно снимут. Только допрос — допросом, а дело — делом. Резидента на стол и Флегонта с Клычханом и Аббасом-Кули впридачу!..

— Легко сказать...

— Другого пути нет, сам знаешь. Едем. Дзюба там уже заждался. Ястребилова с этим делом беспокоить не будем. Теперь он не наш. Разберемся сами.

Машина миновала Дауганскую долину, выехала к ноздреватым скалам Змеиной горы, от которой через два с небольшим километра завиднелось у дороги круглое оборонительное сооружение и старая казачья казарма с узкими окнами-бойницами, примыкавшая непосредственно к площадке таможни и контрольно-пропускного поста.

Начальник КПП лейтенант Дзюба и начальник таможни встречали полковника Артамонова у дороги.

Дзюба по всей форме доложил о состоянии дел. Начальник таможни сообщил в двух словах, много ли приходится изымать контрабанды, преимущественно опия. Полковник спросил, скоро ли будет авторота Павловского.

— Не позже чем через пять — десять минут, — ответил Дзюба.

Артамонов вошел в помещение, смежное с дежурной комнатой КПП, именуемое Красным уголком.

— Занимайтесь своими делами, а я пока перелистаю подшивки газет, послушаю радио... Ты, Яков Григорьевич, — продолжал он, — считай себя уполномоченным по оперативной работе, командированным в помощь лейтенанту Дзюбе...

Авторота Павловского не заставила себя ждать: на площадку таможни въезжали крытые брезентом «студебеккеры».