Трон из костей дракона. Том 2 - [117]

Деорнот шел медленно, давая возможность молодому риммеру не перетруждать раненую ногу.

– Да спасет нас Господь, Изорн, я никогда не видел его таким, а я ему служу с тех пор, как научился поднимать меч. Кажется, он хочет доказать, что Гвитинн ошибся, когда назвал его нерешительным. – Деорнот вздохнул. – Увы, если Джошуа нельзя остановить, мы должны сделать все, чтобы его защитить. Королевский герольд сказал, что его могут сопровождать только два воина, не больше?

– И с королем их будет также только двое, – ответил Изорн.

Деорнот задумчиво кивнул.

– Если бы моя рука, – он указал на белую льняную повязку, – через два дня начала нормально двигаться, никакие силы на земле не помешали бы мне стать одним из воинов в сопровождении Джошуа.

– А я был бы вторым, – отозвался Изорн.

– Я думаю, будет лучше, если ты останешься за стенами замка с двумя десятками всадников. Давай поговорим с лордом-констеблем Эдграмом. Если это ловушка, если мы увидим, что из лагеря Элиаса в сторону шатра вылетел хотя бы воробей, ты сможешь оказаться там через несколько биений сердца.

Изорн кивнул.

– Да, наверное, – согласился он. – Быть может, нам стоит поговорить с мудрым Ярнаугой и попросить у него амулет, который будет охранять Джошуа.

– То, что ему действительно необходимо, так это заклинание, способное защитить его от опрометчивых решений. – Деорнот перешагнул через большую лужу. – Впрочем, никакой амулет не спасет от удара кинжалом в спину.

♕

Губы Ллута находились в постоянном безмолвном движении, словно он предлагал бесконечную серию объяснений. Еще вчера его бормотание стало беззвучным; Мегвин проклинала себя за то, что не записала последних слов отца, но она была уверена, что к нему еще вернется голос, как случалось много раз после ранения. Но теперь Мегвин чувствовала, что он больше не заговорит.

Глаза короля оставались закрытыми, но бледное, как воск, лицо постоянно менялось от страха к скорби. Она прикоснулась к его горящему лбу, чувствуя, как слабо сокращаются мускулы в незаконченном ритме речи, и ей вновь показалось, что она должна заплакать, словно пролитые внутри слезы, рано или поздно, вырвутся наружу, пусть и сквозь кожу. Но она не плакала с той ночи, когда ее отец ввел армию в Иннискрич, и даже после того, как его доставили на носилках, обезумевшего от боли, с влажной от крови повязкой на животе. И если она не заплакала тогда, то не станет и сейчас. Слезы для детей и идиотов.

Мегвин почувствовала, как ее плеча коснулась рука.

– Мегвин. Принцесса. – Это был Эолейр, его умное лицо сложилось от скорби столь же аккуратно, как летняя одежда, убранная на зиму. – Я должен поговорить с вами снаружи.

– Уходите, граф, – сказала она, вновь переводя взгляд на грубую постель из бревен и соломы. – Мой отец умирает.

– Я разделяю вашу скорбь, леди. – Его прикосновение было тяжелым, как у животного, вслепую тычущегося носом. – Поверьте мне, это правда. Но, видит Бог, живые должны жить, а ваши люди нуждаются в вас прямо сейчас. – И, как будто он почувствовал, что его слова звучат холодно и гордо, Эолейр сжал ее руку и сразу отпустил. – Пожалуйста, Ллут-аб-Ллитинн наверняка думал бы так же.

Мегвин прикусила язык, сдержав резкие возражения. Эолейр, конечно же, прав. Она встала, чувствуя боль в коленях после стояния на холодном каменном полу, и последовала за графом мимо молчавшей мачехи Инавен, которая сидела в ногах постели, глядя на мерцавшие факелы на стене.

«Вы только взгляните на нас, – с удивлением подумала Мегвин. – У Эрнистира ушли тысячи и тысячи лет, чтобы выбраться из пещер на солнечный свет. – Она наклонила голову, чтобы пройти под низким потолком пещеры, и прищурила глаза от едкого дыма факелов. – И все же потребовалось меньше месяца, чтобы загнать нас обратно. Мы превращаемся в животных. Боги повернулись к нам спиной».

Она снова подняла голову, выйдя на солнечный свет вслед за Эолейром. Вокруг суетились люди, занимаясь проблемами разбитого под открытым небом лагеря; за игравшими на грязной земле детьми внимательно наблюдали придворные женщины – многие из них были одеты в свои лучшие, но теперь рваные платья, – они стояли на коленях и разделывали белок и зайцев для похлебки или мололи зерно на плоских камнях. Деревья, росшие на каменистом склоне вокруг лагеря, клонились под порывистым ветром.

Мужчин в лагере почти не осталось; тем, кто не погиб в сражении у Иннискрича, перевязывали раны внутри лабиринта пещер, остальные охотились или охраняли нижнюю часть склона от армии Скали, стремившейся окончательно подавить сопротивление Эрнистира.

«У нас остались лишь воспоминания, – подумала Мегвин, глядя на свою грязную рваную юбку, – и норы в Грианспоге. К нам относятся, как к лисицам. Когда появится хозяин Элиас, чтобы получить жертву от своего пса Скали, нам всем придет конец».

– Чего вы хотите, граф Эолейр? – спросила Мегвин.

– Важно не то, чего хочу я, Мегвин, – ответил он, качая головой. – Речь о Скали. Часовые сообщают, что он все утро бродит у подножия Муар-Брах и зовет вашего отца.

– Пусть свинья верещит. – Мегвин нахмурилась. – Почему бы одному из наших лучников не всадить стрелу в его грязную шкуру?