Трон - [49]

Кочуя по залу, вступая в непродолжительные беседы и неспешно потягивая вино, принц убил несколько часов. За окнами потемнело и Ланс понял, что настала пора незаметно исчезнуть из этого места да и из этого города. Он повертел головой, безуспешно пытаясь отыскать генерала. И пришла тревога.

...Ланс развернулся, несильно толкнув проходившую мимо женщину и слова извинения застряли у него в горле.

— Вы? — только и смог произнести принц.

Сейчас на ней не было нелепого балахона, сейчас она была неописуемо красива, и несколько бесконечных мгновений Ланс не мог вымолвить ни слова.

— Простите, — едва слышно прошептал он.

Девушка внимательно, но без недоброжелательности, смотрела на него. «Ну, и глазищи!» — подумал принц, теряясь под ее взглядом. Почувствовав это, она мягко улыбнулась.

— Ну что вы... Как ваша рана, господин капитан?

Его губы помимо воли растянулись в ответной улыбке.

— Я совершенно здоров. Как хорошо, что мы встретились. Ваше исчезновение из Миссии расстроило меня.

— Отец Мор упоминал о чем-то таком. Говоря откровенно, я была удивлена — вы так старательно играли роль больного, что, кажется, ничем вокруг и не интересовались.

Он смутился.

Они не спеша двинулись по залу, рассекая толпу и не замечая ничего вокруг. Все страхи принца в одночасье улетучились, а о том, что необходимо срочно куда-то ехать, теперь страшно было и помыслить. Ланса совершенно перестало волновать, что с ним будет дальше. Он украдкой рассматривал свою спутницу и какой-то совершенно неописуемый щенячий восторг охватывал его душу. Все труднее ему было оторвать взгляд от девушки, и не было ничего удивительного в том, что в один прекрасный момент их глаза встретились. Жгучее смущение овладело принцем, но прежде чем он отвел взгляд, случилось что-то странное: непрерывный звон стекла, гул голосов, звуки музыки отошли на второй план, пропала неловкость, и перед ним остались теперь только ее огромные глаза. Он утонул, растворился в них, понимая и тут же мгновенно смиряясь с тем, что выплыть на поверхность ему уже не суждено.

А потом все оборвалось. Словно впущенные кем-то волнами накатили звуки огромного переполненного зала, и снова они были не одни. И вернулась неловкость. Захотелось что-то говорить, что-то несерьезное, но он чувствовал, что нельзя, и он уже знал, что нужно сказать, но не мог, и только пробормотал, глядя в пол:

— Простите.

Она кивнула в ответ, переступила, потом вдруг пытливо заглянула ему в лицо, но тут же отвела взгляд и принялась с излишней озабоченностью кого-то выискивать в толпе.

— Что же, мы так и будем здесь стоять?

— Ни в коем случае, — ответствовал он, мысленно костя себя за... за... за... да он и сам не знал, за что.

А вокруг кипел прием. Очень быстро гости разбились на многочисленные группы, постоянно сливающиеся друг с другом, либо наоборот, распадающиеся. На множество свободно дефилирующих по залу особ — отстраненных и застенчивых, тихо мечтающих убраться куда подальше, или, наоборот, шумных и навязчивых. Вокруг оживленно разговаривали, непринужденно хохотали, глупо хихикали. Безмолвно носилась прислуга. Звенело стекло, стучали приборы. И, заглушаемая этим гамом, угадывалась мелодия, и даже не одна, а несколько, из разных концов зала. Как-то незаметно стало очень тесно, и спутница Ланса начала проявлять признаки беспокойства. Надоело все это и самому принцу.

— Ну, вот что, — решительно объявил он, — либо вы меня уведете туда, где тихо, либо мне придется украсть вас, и унести туда самому. Ведь должно же здесь быть такое место?

В небольшом полутемном зале они были совершенно одни. Легкое вино пьянило, и все же это опьянение было чем-то новым для принца. И удивительно радостным. Ланс обнаружил, что ему не хочется быть остроумным, не хочется быть снисходительно-сдержанным, подчеркнуто мужественным. Не хочется говорить и делать все то, что обычно говорят и делают в подобных случаях. Он был просто самим собой: болтал какие-то веселые глупости, смеялся, внимательно слушал, и это казалось ему естественным и единственно верным. Временами он спохватывался и с тревогой посматривал на спутницу, но она тоже смеялась, когда было смешно, шутила и пила вино.

— ...Я ведь вижу, вы не такой, как остальные гости и военные. Обычно офицеры ведут себя по-другому. Ну-ка, признавайтесь, кто вы? — в который раз спрашивала она.

— Нет, — он отрицательно качнул головой. — Угадайте сами.

Она мгновенно задумалась.

— Что-нибудь необычное... о-о, вы чернокнижник!

— Нет, — отвергнул предположение Ланс, хотя и не совсем уверенно.

— Укротитель диких зверей?

— Нет.

— Шпион?

— Как можно! — ужаснулся он.

Она посмотрела на него совсем уж проницательным взглядом и уверенно заявила:

— Вы поэт, и попробуйте только заявить, что я не угадала!

Возражать он не стал.

— Вы написали хорошую толстенную поэму.

— Нет, она тонкая и скучная, — решился возразить он.

— Она вам не понравилась? — огорченно спросила Иль.

— Увы.

— Ага, ну тогда вы написали другую, и уж она-то вам понравилась точно.

— И уж она-то мне не понравилась даже больше, чем первая.

— И что же теперь делать?

— Напишу еще одну.

— Хорошую?