Тролльхеттен - [63]

Тот случай с буйным на улице. Он был не первым, и далеко не последним. Каждую ночь приходили сны. Они были однообразны, примитивны и пугающи этой своей примитивностью. Каждую ночь во сне Мартиков охотился. И почти каждый раз настигал свою добычу. Хруст костей, запах и вкус горячей крови — все это сводило с ума!

А теперь вот еще луна, ему все время хочется смотреть на нее, и при этом из горла начитанного и просвещенного Павла Константиновича вырывались какие-то хриплые звуки, и он лишь усилием воли не давал им перерасти в заливистый вой.

Были изменения и внешние. Мартиков заметил, что у него чрезмерное количество волос. Он брился каждый день с утра, а к вечеру у него уже вырастала короткая, но вполне оформившаяся бородка. Причем волосы в ней были жесткие и колючие — настоящая шерсть. С каждый новым утром Павел Константинович замечал, что волос становится все больше, и они растут уже и на скулах, там, где их отродясь не было. Шевелюра ему тоже не давала покоя. У начавшего лысеть в тридцать пять лет Мартикова она стала вдруг очень густой и с трудом поддавалась расческе. Обломав на несчастном инструменте пару зубьев, он плюнул на это дело, и теперь на голове у него были длинные спутавшиеся пряди.

А вчера… вчера он повернулся спиной к зеркалу и обнаружил, что она тоже покрыта этим жестким курчавым ворсом. Мартиков чуть не заплакал, созерцая этот шерстистый атавизм. И, кроме того, опасения вызывала форма его ушей. Разве они всегда были такими заостренными? Он не помнил. Он больше не чистил зубы, они и так оставались крепкими и белыми. А как-то раз Павел Константинович выплюнул в раковину пару желтоватых коронок, а когда пощупал языком места, где они раньше обретались, то обнаружил там зубы — абсолютно целые и здоровые.

Может быть, только в этом и был плюс всего происходящего. Теперь-то Мартиков понимал, что типам из «Сааба» совершенно не нужно было заставлять исполнить их жуткое поручение силой, достаточно было просто пустить все на самотек. Наверняка ведь они наблюдают за ним, ехидно посмеиваются над его превращением. Гнусные демонические твари!

Павел Константинович сжал кулаки с крепкими темными ногтями и глухо зарычал. Прозрачная слюна сорвалась с его вывороченных губ и шмякнулась на крышу, откуда и потекла вниз, стремясь достигнуть белеющих, словно облитых фосфором, костей анонимного существа.

Двойник, темный двойник! Теперь-то Мартиков понимал, что это никакой не близнец, а самый настоящий зверь, неведомым образом поселившийся у него в сознании и с каждым днем обретавший все большую власть.

Не в силах скрывать происходящие с ним изменения Мартиков ушел от жены, не говоря ни слова и взяв с собой минимум вещей. Машиной он теперь не пользовался, и потому шел по городу на своих двоих, кидая на прохожих мрачные диковатые взгляды. Его сторонились, в нынешнем своем состоянии Мартиков уже не внушал доверия. Он снял квартиру в Нижнем городе, очень задешево, и кроме крохотной, нещадно воняющей, комнатушки приобрел еще и соседей — крупных рыжих тараканов и раздувшихся от крови прежних жильцов клопов. Впрочем, Павла Константиновича они не тронули, убоявшись характерного звериного запаха.

Что хорошо, в этом доме был выход на крышу, так что теперь каждую ночь Мартиков выползал наверх и любовался на ночное светило, тихо поскуливая от непонятных, но очень сильных чувств, которые мутным водопадом обрушивались на его мельчающее существо. Иногда его порывало кинуться за летающими ночными птицами и хватануть их зубами.

Проблема с водой его почти не коснулась. Просто в один прекрасный день Мартиков обнаружил, что в кране нет воды. Сколько-то времени он терпел, а потом вышел на улицу и, подобно покойному Хромову, припал к грязнющей обширной луже, чем поверг в шок проходивших мимо горожан. Причем пил он не по-человечески, а по-собачьи — старательно лакая языком. Потом он поднял голову и испуганно оглядел прохожих, лицо его было заляпано черной грязью, глаза горели какой-то нечеловеческой жизнерадостностью. После чего Мартиков поднялся и побежал прочь, домой, содрогаясь от только что совершенного поступка. А другая часть его существа — примитивная звериная сущность, напротив, была удовлетворена, жажду-то он утолил.

Несмотря на грязнейшее, кишащее заразой, питье Павел Константинович не только не заболел, но и вообще не почувствовал хоть какое-то недомогание. Видимо и желудок его (с гастритом и нарождающейся язвой) успел перестроиться и мог теперь принимать все что угодно. В один прекрасный день Мартиков зашел на рынок и купил себе мяса — сырого, серовато-тухленького оттенка и оттого чрезвычайно дешевого. Во время покупки он старательно убеждал себя, что приготовит из него гуляш или что-нибудь в этом роде. Но в тот же вечер не утерпел, выхватил полузамерзший кусок из холодильника и вонзил в него свои новые крепкие зубы. Минут пять он млел от острого наслаждения, потом то, что осталось от человека, возмутилось, и его вырвало в заляпанную ржавыми потеками раковину. А ночью ему снова снилась погоня и сырое мясо — еще чуть живое, дергающееся и обильно разбрызгивающее кровавую влагу из разодранных вен и артерий. Жареного совершенно не хотелось, более того, оно теперь вызывало отвращение и какой-то панический страх (запах дыма, огня, опасности!) То ли дело, этот кусок слегка протухшего мяса… так аппетитно, так близко к природе.